Между тем полиция задержала - порядка ради - десятка два с наиболее преступными лицами, но остальных стражи порядка тоже не оставили в покое, вежливо попросили взять свои вещи и выйти на улицу, а когда в помещении никого не осталось, старший коп закрыл дверь, заклеил замочную скважину и щель над язычком замка длинной бумажкой и приложил к ней большую круглую печать.
- Всё! - резюмировал он глубоким, сочным басом. - Доигрались, голубчики. Гадюшник закрывается. Гуляйте себе, гуляйте. А ну, не скапливаться!
И пошли они, солнцем палимы, и уже к вечеру рассосались по другим ночлежкам.
А вот Лёва не рискнул куда-либо сунуться, опасаясь новых полицейских налётов. Убегая с прежнего места жительства, он запихнул в мешок десяток чьих-то сандвичей (кажется, Бегемот готовил их себе на полдник), и это было всё, чем ему предстояло питаться, пока он не найдёт хоть какой-либо источник доходов. Да, и в кармане у него лежала десятидолларовая бумажка. Лёва вздохнул, погрустив секунд тридцать, взял себя в руки, сориентировался по солнцу и, решив держаться ближе к далекой родине, пошёл на север, думая, что движется на восток.
Первые два часа Куперовскому казалось, что жизнь окончена, что он теперь так и будет вечно падать и падать в бездонную пропасть. Выброшенный из привычной среды, а теперь лишённый и того жалкого уюта, который ему худо-бедно удалось создать, покинутый родной страной, он ощущал себя насаженным на крючок червячком, к которому уже устремилась щука-смерть. Тяжкое уныние навалилось на его обтянутые пиджачной тканью неширокие плечи тоннами атмосферного столба, стремясь размазать его по асфальту под безучастным взглядом небоскрёбов. Потусторонние голоса нашёптывали ему десятки способов почти безболезненного самоубийства. Потом это прошло. Лёве захотелось есть, и он, тщательно жуя, переправил в желудок половину сандвичей, покрыв их сверху мороженым и оранжадом, на которые истратил последние десять долларов. Вот теперь он был действительно свободен, и следовало поразмышлять о заработке и жилище.
В тот день Куперовский ничего не придумал; ночевал он в каком-то дупле, выгнав белку. Тут не дуло, но ужасно затекала шея, и Лёва понял, что это не выход из положения. Он рассердился, плюнул на свой страх перед законом и к следующему вечеру из картонных ящиков, консервных банок, пустых коробок из-под сигарет и использованных дискет соорудил в центре Брайтон-Бич роскошный Купервиль. Полицейские издалека уважительно следили за его трудами и не вмешивались. Видимо, сказывалась убеждённость рядовых американцев в том, что США - страна свободного предпринимательства чего в голову придет. При этом весь день Лёва питался своими сандвичами, запивая их водой из-под крана общественного туалета для бедных. Так долго продолжаться не могло. По счастью, к ночи "на огонек" заглянул старожил нью-йоркских улиц, который помог ему прикончить последний сандвич и поделился опытом поисков работы в Америке. "Нужно выйти чуть свет, - наставительно вещал он, - и шагать вперёд. Сворачивать следует только в трех случаях: если упрёшься в глухую стену, если тебя обругает коп и по наитию. Будь твёрд, и чаемый бизнес сам настигнет тебя, как Джимми Крюгер юную девушку". Так Лёва и поступил, и благодаря мудрым рекомендациям благожелательного советоподателя его американская одиссея расцвела новыми красками. Причём первая работа налетела на него за ближайшим углом, едва не сбив с ног, заняла не более получаса и принесла пятьсот долларов.
Итак, когда Лёва, движимый, как и полагалось, шестым чувством, свернул направо на перекрёстке, на него выпрыгнул откуда-то из-за кустов приятного вида громила в чёрном костюме, свитере и тёмных колготках на голове, один из чулок которых ему не удалось как следует заправить, и тот вился по ветру, как перо на шлеме некоего новоявленного Галахада.
- Эй, уважаемый! - весело заорал верзила. - Деньги нужны?
- Конечно, - честно отозвался Куперовский.
- Тогда пошли со мной. Немного поможешь, и триста баксов - твои!
- А что я должен делать? - поинтересовался Лёва, стараясь не отставать.
- Вот этого я не люблю, - громила даже приостановился и досадливо поморщился, отчего у него на лице все колготки перекосило. - "Что", да "как", да"почему именно я"... Ты не мужик, что ли? Понравился ты мне, понял? Гляжу: спешит парень, явно ищет, где подшакалить. Или я обмишулился? Нет? А то ты смотри, я ошибаться не люблю и свидетелей своих заблуждений в живых не оставляю. Дорожу репутацией, понял? На вот, возьми эту игрушку.
Он протянул Куперовскому потрёпанный бурной биографией "люгер", который тот с опаской принял.
- Извини, что такое дерьмо, но другого не достал. Ладно, главное, действует. Делать тебе практически ничего и не надо. Просто стой и держи пушку в руках. Можешь в зубах ею поковырять, можешь затылок почесать. Но учти, что она заряжена, а предохранитель срабатывает через раз. Когда я скажу: "Беги!" - делай ноги. Расплатимся в двух кварталах отсюда, возле заведения мадам Пфульпфиггер. Ты его сразу увидишь, там вывеска с такой шикарной задницей. Ну что, всё ясно? Пошли.
- Куда? - спросил Лёва, ошеломлённый бурным натиском столь наивного прагматизма.
- В банк, разумеется. Ну и олухи попадаются в Нью-Йорке. И как таких только американская земля держит? И за что я тебе триста "зелененьких" плачу? Хватило бы и сотни. Да ты и считать, небось, не умеешь.
Лёва, который окончил физматшколу и мехмат К-ского университета, обиделся, а обидевшись, решил доказать самоуверенному гиганту, что не такой уж он олух. Тем не менее, сомнения ещё не вполне оставили его.
- А если полицейский? Я плохо знаю ваши правила, но, по-моему, грабить банк - незаконно даже в Америке.
- Слушай, парень, при чём тут закон? У нас есть конституция, и в ней чёрным (или там синим, не знаю) по белому записано право на свободное ношение оружия. Это знает любой фараон. И при чём тут банк? Ты просто стоишь на американской земле...
- Возле банка.
- А какое твоё дело, что, пока ты прохлаждался, какой-то кретин построил рядом банк? Он тоже свободный гражданин Штатов. Захотел - построил. Да, значит, ты просто стоишь и просто свободно носишь оружие...
- В руке.
- Да, в руке. А что, его в зубах нужно носить? Или в ухе, вместо серьги? Так мы ж не панки. В общем, если не хочешь - так и скажи. Я и за двести баксов желающих найду.
- Ладно-ладно, - быстро сказал Куперовский, - я согласен.
- Ну и чудно. Да ты не бойся. В крайнем случае, отсидишь месяцев пять-шесть-десять. Ну максимум - двадцать. Потом всё равно выпустят по амнистии. У нас всех выпускают. У меня дружок - сексуальный маньяк, имел три пожизненных, через пять лет тюряги амнистировали. Ох, он и радовался... Ну, хватит болтать, а то банк закроют.