Когда он открыл глаза, уже было утро. Он лежал на земле, заботливо укрытый каким-то тряпьем. "Ну и сон", - поёжился он, привстал и, как ударенный током, отпрыгнул в сторону. Рядом с ним храпел, пуская слюни, отвратительный недомерок. Его веки лишь наполовину прикрывали глаза, и даже во сне он пялился на мир мутными бельмами. Брови и ресницы отсутствовали. Кривой нос свернулся на сторону. Губы изогнулись в кретинической ухмылке, обнажая острые и длинные, но здоровые до безобразия зубы, среди которых не имелось и двух одинаковых. Уши тоже были разной величины и все время шевелились. Руки, оснащёенные шестью неприятно гибкими пальцами, доставали до колен. Ноги, напротив, были короткие, правая к тому же сухая.
- Что за урод? - прошептал Лёва.
- Жертва эксперимента, - ответил бесшумно подошедший майор, опускаясь на пенек рядом с лежбищем Куперовского. - Выводили тип идеального избирателя. Отбирали генетический материал, скрещивали, замораживали, облучали. Кое-что получилось: слышит хорошо, видит только то, что следует, голосует как надо, всегда счастлив. Размножается бюллетенями и через телевизор. Однако никому не нравится. Конгресс его отверг, видимо, будем поставлять на экспорт. А вот, полюбуйтесь, интересный экземпляр.
Недалеко прошел некто гигантского роста, бесформенный, но на двух ногах, облачённый не то в рубище, не то в саван алого цвета, громко крича что-то неразборчиво призывное.
- Призрак коммунизма, прошу любить и жаловать. Давно умер, но оптимистичен и бодр. Вряд ли когда-либо успокоится в бозе, ибо в Бога не верит. Страдает призрачными надеждами на победу в мировом масштабе, но что будет делать потом - не знает. У нас погостил, теперь в Европу направляется. Ну, извините, мне пора, а с вами, кажется, хочет побеседовать этот милый джентльмен.
Лёва оглянулся. Рядом с ним стоял неуловимо знакомый мужчина с обожженным лицом, в широкополой шляпе, кожаном костюме и кожаных же перчатках, правая из которых заканчивалась пятью сверкающими лезвиями. В данный момент он был занят тем, что точил их о кусок колючей проволоки. Увидев, что Куперовский обратил на него внимание, он приосанился, одернул пиджак и вообще попытался придать себе более значительный вид, что ему плохо удалось.
- Не узнаёшь? - с вызовом произнес мужчина.
- Нет, вроде бы, - с сомнением сказал Лёва, - хотя мы явно где-то встречались. Вы, случайно, не учились в К-ском университете?
- А где это? - поинтересовался когтистый.
- В России, - ответил Лёва после тщетной попытки мысленно определить более точное расположение К-ни для человека, который явно считает, что Азия расположена в Австралии.
- Нет, - с сожалением сказал его визави, - я там не учился. Я вообще нигде, по-видимому, не учился. И в России, кажется, не бывал.
- Зря, - сказал Куперовский.
- Я тоже так думаю, - согласился обожженный. Помолчали.
- Ну ладно, - прервал паузу Лёвушка. - Я пошел. Приятно было побеседовать. Заезжайте к нам.
- Не премину. Да, мы же не познакомились. Фредди Крюгер. Садист, маньяк, инфернальная личность. В общем-то - свои ведь люди, чего же скромничать - живой мертвец.
- Лёв Куперовский, турист из России, - и Лёва протянул ладонь для пожатия. Сверкнули выпускаемые на всю длину из перчаток лезвия.
- Дай пять - сделаю десять, - хищно ухмыльнулся Крюгер.
Лёва отдёрнул руку. Фредди разорвал на себе майку с изображением эстрадного тезки. Из его груди, натягивая кожу до опасного предела, лезли, разевая в беззвучном крике рты, маленькие, но явно человеческие головы.
- Видал? - хвастливо заявил Фредди. - Я их уже поглотил. У меня там собственный филиал ада. Как мучаются-то, а? Ах, вы мои хорошие, развратнички вы мои обоеполые, пьянички мои, наркоманчики, нимфоманочки. Особенно нимфоманочек обожаю, - поделился он с Куперовским. - У них такие сочные воспоминания, интимные моменты, сокровенные переживания - ух! Но и для русского путешественника место найдётся. Давай добровольно, а?! Потом побазарим, внутри. Там у меня внутреннее "я" - нежное, ранимое, деликатное. Оно, кстати, вегетарианец и романтик, но с бурными воспоминаниями обо мне, внешнем. Ты с ним найдёшь общий язык, оно тебе порасскажет.
И он поиграл когтями, рассыпая их сверкающим веером.
- Погодите, - остановил его Лёва, - но вы ведь, кажется, специализируетесь по детской аудитории? Вот и занимайтесь соответствующим контингентом. А я выбыл из игры по возрасту.
Куперовский повернулся и пошёл своей дорогой. Крюгер некоторое время тащился следом, ныл про неурожай детей в здешних местах, про демографический спад в западном мире в целом, недород и голод, ругал контрацептивы и некоего режиссера, исказившего его облик до недостаточной страхолюдности. В конце концов, взвыв: "У-у, буквоед проклятый! Сразу видно, что у вас там бюрократы и ревизионисты у власти. Правильно китайские товарищи говорят", - отстал. Видать, отправился искать тинэйджеров.
Лёва, задумавшись, брёл, не зная куда. Неожиданно справа по курсу проявился майор.
- Ах, как вы неосторожны, - покачал головой Лёвин ангел-хранитель.
- А что такое? - изумился Куперовский. - Если вы насчет этого... уличного кошмара, то я от него уже отделался.
- Ну что вы, - улыбнулся майор, - Фредди - существо милейшее, с массой комплексов, отягощённой наследственностью и мрачными воспоминаниями. А вот что вы скажете относительно Снайпера? Он, очевидно, выбрал жертву.
И он указал налево, где Куперовский обнаружил меткого стрелка, который, судя по всему, уже минут десять удерживал его в сфере действия своего ружья. И целился киллер явно не в майора, который потому и падать на землю считал ниже своего достоинства, тем более - местность была ровная, открытая, и это всё равно бы не помогло.
- Значит, что же - конец? - прошептал Куперовский.
- По-видимому, друг мой. Но не стоит расстраиваться: там, за Порогом, возможностей куда больше, чем здесь. Не исключено, что недели через две вы вернетесь к нам уже в ином качестве.
- Стало быть, всё решено, и спастись нельзя?
- Дорогой друг, вам ведь разъясняли, кажется, суть проблемы в аспекте выбора Снайпером цели и перспектив последней?
- Но как же случилось, что он до сих пор меня не убил, когда я был в его власти?
- О, но вы же не знали об этом, а Снайпер не действует, пока жертва не осознает неизбежности рока.
- Выходит, если я не буду думать о нём, то он и не выстрелит?
- Получается так. Но увы, молодой человек, это было несложно, пока вы не осознавали его присутствия, но попробуйте-ка сейчас. Разве вы не слышали восточной байки о белой одногорбой верблюдице?
- Зачем же вы указали мне на него? - в сердцах воскликнул Куперовский.
- Ну, дорогой мой, я не мог выдержать, видя вас, ничего не подозревающего, под губительным прицелом. Кроме того, на ваше несчастье, таковы правила игры.
- Опять эти правила! - разозлился Лёва. - Неплохо было бы предварительно их разъяснить.
- О, но тогда играть стало бы неинтересно. Ну, извините, у вас дела, а мне пора, - и майор церемонно удалился.
Куперовский перевел взгляд на Снайпера. Тот клубился, держа оружие наизготовку, ждал. Лёва неожиданно для себя истошно закричал и кинулся на убийцу. Сухо щёлкнул выстрел, и падая к ногам (ногам? скорее - основанию) Снайпера, наш герой успел крикнуть:
- Погоди, давай ещё раз!
- Ну давай, - прогромыхал голос, идущий, казалось, отовсюду, и в нём послышалась насмешка.
Лёва вновь стоял на ногах, и опять в него целились. Он зажмурился и пошёл, пытаясь думать о чём угодно, хотя бы о пресловутой верблюдице, только не о... Пуля снова прокомпостировала многострадальный Лёвин организм.
- Попробуем ещё? - ехидно осведомился голос.
- Да!
У него получилось на девятнадцатый раз.
Как итог сего прискорбного случая, сознание у Лёвы не то, чтобы отключилось, но включилось не полностью, и события, происходившие в последующий период - даже продолжительность оного он не смог мне указать, от двух-трёх дней до нескольких недель - отпечатались в его воспоминаниях обрывочно, без начала и конца, как бы высвеченные стробоскопом.