Чародей взглянул себе под ноги. Сизый туман дошёл уже до колен.
- О Абадонна! - вскричал волшебник. - Этот идол разбил сосуд с газом познания. Нам надо сократить свою беседу.
- А что нам грозит? - спросил Лёва.
- Когда он поднимется на уровень вашей головы, молодой человек, вы мгновенно познаете всё, что есть во вселенной и за её пределами. Ваш мозг не выдержит давления информации и лопнет, и вы мне всё здесь забрызгаете.
- А как же вы сами? - поинтересовался Куперовский.
- О, мне ничто не угрожает. Мой мозг поистине всеобъемлющ, он мог бы вместить данные о десяти таких вселенных во всех их отражениях и среагировать на это лишь легкой мигренью. Малышу тоже нечего бояться. Он ни черта не понимает, и я порой думаю, что вообще забыл вложить в него мозг. Так какие же у вас возникли проблемы там, куда я послал вас в прошлый раз?
Лёва подробно рассказал обо всём, случившемся с ним в Великом Израиле, изредка с опаской косясь на туман, который продолжал неуклонно подниматься.
- Ну что ж, - причмокнул от удовольствия чародей. - Время вы, что называется, провели не напрасно. Я просто дивлюсь масштабам вашей деятельности. Как много вы успели сотворить! Нет, я в вас не ошибся, в вас действительно дремлют качества Вечного Героя. Попробуем теперь другое отражение. Там вы тоже, хе-хе, не соскучитесь. А я вас постараюсь навестить.
- Подождите, - закричал Лёва, - я домой хочу!
- И домой когда-нибудь попадёте. Всему своё время. Я обещаю решить вашу маленькую проблему на досуге. Вот только досуга у меня маловато. Есть ли у вас ещё какие-либо вопросы, юноша, или просьбы? Но торопитесь, времени осталось совсем мало.
- Простите, - сказал Куперовский, - а нельзя ли попадать к вам каким-нибудь более тихим способом? Менее сногсшибательным?
- А что такое? - спросил волшебник. - По-моему, хороший путь. Надёжный, проверенный веками. Но ладно, раз вы так просите, не могу вам отказать. В следующий раз доберётесь другой дорогой.
- А он будет, следующий раз? - с надеждой спросил Куперовский.
- Жизнь покажет, - ответил чародей и что-то плеснул в огонь. Полыхнуло.
Ярко светило солнце. Недалеко за деревьями виднелся замок, окружённый довольно высокой стеной. Её верхняя часть была утыкана пиками, на коих приветливо улыбались свеже- и несвежеотрубленные головы. У массивных ворот на цепи сидел весьма крупный пес. Судя по тому, что кобель был обрезан, Лёва имел некоторые основания рассчитывать на более радушный прием, чем тот, какой встретили предыдущие визитеры, украшавшие теперь стены. Прямо над собакой, которая даже не гавкнула, а лишь, приподняв одну бровь, смерила Куперовского долгим оценивающим взглядом, после чего отвернулась, висел щит. На нём были изображены железная рукавица, сжатая в кулак, и большая жёлтая шестиконечная звезда. Лёва сильно постучал в щит. Никто не откликнулся. Лёва постучал ещё раз, погромче. Ворота с лязгом распахнулись. На пороге стоял рыцарь в полном вооружении, грозно воздев над собой меч.
- Ну? - зарычал рыцарь. - Это кто здесь таки настолько нахальный, что вызывает меня на поединок? Кто не дает честному еврею хорошенько вздремнуть и как следует подготовиться к субботе? Выходи и сразись со мной, и, клянусь пейсами моего папы, солнце не успеет закатиться, как ещё одна дурная голова украсит частокол вокруг моей скромной избушки.
Он перевёл взгляд на Лёвушку.
- Ну?!
Лёва стоял молча, ошеломлённый бурным натиском.
- Это ты меня вызвал?
Лёва в смятении помотал головой. Он все ещё был не в силах вымолвить ни слова.
- Слушай, ты язык проглотил? Если не хотел сражаться, зачем устроил поношение щиту?
Куперовский наконец проглотил комок в горле.
- Извините, я не знал. Я думал, щит здесь повешен специально, чтобы по нему стучали.
- Правильно думал. Специально и висит. Он висит, они по нему стучат, я слышу, таки сильно обижаюсь, выхожу, мы единоборствуем, и я немножко таки убиваю их до смерти. Потом один мой знакомый резник, Меер Завец, делает мне очередную штуковину на забор. Но только самый мерзкий язычник лупит по щиту в пятницу, когда порядочный еврей плачет о своих грехах, чтобы на следующий день с лёгкой душой смеяться и петь назло всем врагам. Хуже этого может быть только колотить по нему в субботу, когда еврею нельзя брать в руки оружие, и ему остается только угостить незваного визитера гневным взглядом. Один раз блудный гой таки поступил так. Но я посмотрел на него, что он умер от разрыва сердца.
Он замолчал и внимательно оглядел Лёвушку.
- Ты ид? По виду вроде похож.
- Да.
- Тогда чего ж ты ведёшь себя, как необрезанный язычник?
- Так я же объяснял, - начал снова Куперовский. - Я не знаю ваших обычаев. Я из далёкой страны, попал сюда случайно и не своей волей, а поскольку меня материализовали вблизи вашего замка, то я решил, что именно сюда мне следует обратиться в первую голову.
По ассоциации он поднял взгляд на пики.
- Ты хочешь спросить про этих? На них можешь не обращать внимания, - великодушным жестом хозяин замка как бы отодвинул в сторону забор со всем его содержимым. - Они тут все необрезанные.
Лёва, который (если уж раскрывать читателю подноготную правду) тоже не подвергался вышеозначенной операции, слегка похолодел.
- К тому же не все здесь настоящие. Меер Завец такой пройдоха, что изготовляет муляжи - от настоящих не отличить. А чем больше голов - тем больше уважения. Ну, пойдём в дом.
По дороге он продолжал разговаривать.
- Ах, этот Меер. Он таки отлично режет не только здесь, - рыцарь указал глазами вниз, - но и здесь, - он провел рукой по горлу. - Делает свой маленький гешефт. Но больше всего шекелей ему приносят искусственные головы. Понимаешь: по дорогам стало ездить слишком много рыцарей, потребление таким образом увеличивается, а предложение голов не растет. Иной раз по полгода стены не обновляю. А ведь они портятся, дождь, град, вороны. Нет, муляжи дороже, зато долговечны. К тому же безопасны, а с возрастом это таки приобретает значение. Честно говоря, я накопил пару шекелей и приобрел на чёрный день десяток-другой этих сувениров. А то вдруг Меер уедет - что ж я без него делать буду?
Он провёл Куперовского в небольшую комнатку, где уже была приготовлена постель.
- Вот здесь у меня странноприимные покои. Располагайся. Поесть тебе принесут, но не обессудь - ужин таки будет скромный. Зато завтра поешь, как у мамы. А я пошёл спать. Перед субботой у нас, благородных Столпнеров, всегда было принято поститься на час дольше, чем у соседей, а сон, как известно, - лучшая замена пищи. Хотя и спится на пустой желудок таки довольно плохо. Поэтому в семье Столпнеров всегда были в ходу спиртное и снотворное, и я уже успел принять лекарство, когда ты постучал. Могу упасть прямо здесь.
И он ушёл, цепляясь за стены.
Пир и правда был великолепный. Приехало много гостей, каждый вручал хозяину ритуальную халу, и у каждого на боку, помимо меча, была небольшая сеточка с ручками, вроде нашей авоськи.
- Для чего это у них? - спросил шёпотом Лёва у Столпнера, указывая ему на неожиданную принадлежность рыцарского вооружения.
- Как "для чего"? - изумился тот. - Или ты не еврей, что не понимаешь? Они же пришли в гости, так? Кушать будут, так? Должен же порядочный еврей принести что-нибудь и для семьи, для родственников. Вон, видишь благородного реба Зяму Иткина в голубом плаще с розовой опушкой? У него нет такой сумки, потому что он одинокий. У них в семье большая война была из-за наследства, это был такой цорес, что ни Боже мой! Младший брат приготовил отравленный фалшефиш, все кушали, он сам по ошибке тоже кушал, сам умер, ещё двое умерли. Зяма выжил, зарезал троих, сестру замуж выдал, хорошо, удачно выдал, за раввина. Остальные члены семьи сами разбежались, теперь он живёет один, богатый, как Ротшильд. Брать с собой ему не для кого, так ему обидно, и он ест за двоих, дай Бог здоровья благородному ребу.