Никакого дыма я не чувствую и даже жара нет, но по спине ползет капля холодного пота. Кому, черт побери, пришла идея зажигать настоящий огонь на месте кофейного столика? Зачем это нужно в двадцать первом веке?
— Стой там.
Рефлексы срабатывают быстрее, чем до меня доходит смысл сказанного. Замираю в каком-то шаге от порога, так и не успев войти в дом. Нахожу взглядом Гранта.
В этот интерьер со своей внешностью он вписывается идеально. Я бы сказала, что это действительно его недвижимость. Будь я журналисткой из издания «Интерьеры и богачи», то уже прыгала бы вокруг него с камерой, а потом я бы обязательно взяла у него интервью.
Но работа у меня другая.
И здесь я оказалась тоже не потому, что мистер Грант решил похвастаться своими владениями.
В карамельном свете, которым подсвечены все деревянные элементы декора и мебели, глаза Гранта приобретают какой-то янтарный оттенок выдержанного виски, который пьянит и бьет в голову почти также сильно.
— Что-то не так, мистер Грант? — приподнимаю одну бровь.
Неужели сейчас скажет, что такие, как я, не должны входить через парадный вход?
— Твоя одежда, — говорит Грант. — На чьи деньги она куплена?
Только вовремя стиснув зубы, не остаюсь стоять на пороге с разинутым от удивления ртом. Вы, мать вашу, серьезно, мистер Грант?
— Я сама себя обеспечиваю.
— Да неужели? — скептически замечает он. — Раздевайся. В моем доме на тебе будет надето только то, что куплено и оплачено мной.
— Сэр, мои вещи доставят только завтра, когда я позвоню в агентство и продиктую адрес.
— Можешь отменить доставку. Вещи тебе не понадобятся. Завтра ты можешь заказать себе все необходимое онлайн. И все должно быть новым, это ясно?
— Что же я буду носить до тех пор?
Грант расстегивает одну пуговицу, затем другую. А после белая сорочка летит мне в руки.
Он остается только в брюках, а я снова сглатываю. Он не раздевался в агентстве. Только закатал рукава.
И теперь я впервые вижу его полуголым.
Загорелая кожа от горячей карамели, которая затопила эту комнату, кажется еще темнее. Слаще. Тверже, как леденец из кленового сиропа. Хочется провести языком по груди, прессу, обвести пальцами V-образные мышцы внизу живота, которые теряются под черным ремнем на поясе. Музыку я, так понимаю, он прямо в спортзале и сочиняет, а отжимается между сонатами?
— Долго я буду ждать?
То есть, он не шутит. Он правда хочет, чтобы я сейчас разделась прямо на пороге, а до того, как мне привезут новую одежду, носила его рубашку.
И звание «самый радушный хозяин года»… отправляется Адаму Гранту!
— Я должна раздеться полностью, сэр?
Хотя бы туфли я могу оставить?
— А что, трусики ты получила от мамы на Рождество? — парирует Грант, сложив руки на груди.
Прощайте, Лабутены.
— Мне нужна ваша помощь, сэр, — говорю, облизав губы. — С платьем.
Он не велит мне подойти ближе. Приказ предельно понятен — ни шагу в его доме, пока на мне одежда, купленная другими мужчинами.
Грант сам подходит ближе. Не дает мне обернуться, сам обходит и встает у меня за спиной. Я снова не вижу выражение его лица, только вздрагиваю, когда он убирает мои волосы на одно плечо.
Касается молнии и тянет язычок вниз.
Лопатки, бюстгальтер — пройдены идеально, но на пояснице Грант замедляется. И я знаю, почему.
Поздоровайтесь с моим секретным оружием, мистер Грант.
Производитель не зря назвал эту серию «Еленой», из-за них вполне можно развязать даже войну.
И у меня таких комплектов много.
Было.
Но для вас и за ваши деньги, мистер Грант, я обязательно закажу себе новые. Много новых трусиков, которые доведут вас до изнеможения. И меня, надеюсь, тоже.
Язычок молнии все-таки оживает. Грант замирает чуть ниже ягодиц, где наконец-то заканчивается молния. Кажется, даже не дышит. Если бы он был на двадцать лет старше, я бы уже звонила в 911.
Мое сердцебиение сбивается, когда он вдруг кладет ладонь на мою поясницу. Запускает пальцы под распахнутую ткань, оглаживая мой живот.
Пальцы ползут ниже. Туда, где я по-прежнему очень ему рада.
Грант едва касается подушечками переплетенных черных лент внизу моего живота, слишком невесомо скользит между моих ног, а потом резко дергает трусики на себя.
От треска ткани сердце едва не выпрыгивает из груди. Трусики ценой в несколько тысяч превращаются в кусок бессмысленного атласа, увенчанного поникшим бантиком.
Сжимая в руке трофей, Грант снова возвращается к широкому угловому дивану и бьет кулаком возле деревянной панели у стены. Панель, щелкнув, распахивается.