- Заметано, участковый! - заверил его Манхэттен. - Будь спок! Можешь спать спокойно. Каждое сказанное тобой слово я высеку в камне и повешу у себя над кроватью. Ночью этот камень сорвется, и я умру раздавленный могуществом твоего разума.
- Он у вас что, с приветом? - покрутил пальцем возле головы участковый. - Ку-ку, да? Вы смотрите, шутки шутками, но я вас серьезно предупреждаю: этот Хлюст - тип опасный, даже для своих. Он помолчал, подождал, пока следователь отойдет на приличное расстояние, и, хитро прищурившись, сказал:
- Вы бы лучше под дурачка не "косили" и тряпочки от шомполов в помойное ведро не выбрасывали. Или ведро вовремя, что ли, выносили. И еще: ружьишко, если оно законное, лучше зарегистрируйте. Или сдайте.
Он поправил фуражку и потопал за следователем.
- Силен мужик! Прямо Анискин! - покрутил головой Степан.
Он что-то совсем сник. Мы все были расстроены гибелью старика Андрея, которого уважали и любили. К тому же мы понимали, что в его смерти есть и наша косвенная вина, а возможно, и прямая. И мы не могли не понять, что влезли в слишком серьезные дела. Смерть дышала нам в затылок. А ситуация становилась все запутаннее.
В сарае лежал товар, фактически украденный нами у Креста и компании. Об этом знал или догадывался Хлюст, который требовал своей доли. Но где гарантии, что, получив свое, он не заложит нас Кресту? У него самого явно какие-то неприятности, слухи из ничего не рождаются. Раз он держит воровскую кассу, значит, претензии к нему денежного характера. Значит, запустил лапу в общак. А это жестоко карается. Вот он на нас и наседает, требуя вступить в смертельно опасную игру с Крестом и Черепом, а там и ещё черт знает с кем. С теми, для кого существует свой закон - закон беззакония, по которому они живут.
А тут ещё страшные Обух и Шило, какие-то ископаемые монстры. Страшные тем, что для них вообще не существует пределов. Им ничего не стоит войти к человеку во двор и среди бела дня грохнуть его топором по затылку, прямо у крыльца, почти на виду у всех.
Нас втягивали под жернова. Я уже слышал, как трещат наши косточки. Пойти в милицию? А с чем? И ещё надо помнить о десяти расстрелянных нами бандитах, которые сгорели в степи, в "КАМАЗе". У нас теперь их оружие, которое ещё неизвестно, как и где добыто. Первым порывом было избавиться от него. Но тогда мы оставались бы совершенно беззащитными перед Хлюстом и перед Шилом с Обухом. И перед маячившей на горизонте фигурой Креста.
До позднего вечера мы обсуждали обстановку, но так и не пришли к единому решению. К вечеру Степа созрел.
- Ребята! - взмолился он. - Уеду я. Вы как хотите, а больше не могу и не хочу. Это дело кровью замазано. А с меня крови хватит. Я не трус, но у меня семья, дочка маленькая. Я даже доли своей не прошу, дайте мне только на дорогу до Москвы да хоть немного на первое время. Совсем немного, потом что-нибудь заработаю. Но хоть дочь сиротой не будет расти. Добром это не кончится, вы же сами понимаете. Надо рвать отсюда. Бросать все и рвать. Вы же не хотите стать такими, как эти хлюсты и обухи!
Он, конечно, во многом был прав. Но с одной стороны, мы не хотели бросать уже заработанное, тем более оплаченное кровью. А с другой стороны куда нам рвать-то? В Москве нас быстренько поставят на ножи ребята Креста: наш долг ведь никуда не исчез. Бежать, куда глаза глядят, в неизвестном направлении? Это рискованно и опасно. Да и денег у нас не так уж много для такого мероприятия. Разве что... прихватить деньги Креста и компании? Но об этом мы сразу отказались даже думать.
- Ладно, Степан, - решили мы. - Мы тебя не держим. Спасибо за помощь, мы очень тебе обязаны, правда. Долю мы тебе выделим. Про тебя из компании Креста никто не знает. В Москве позвонишь Кресту, мы дадим тебе телефон, расскажешь ему, что тут творится. Понял? Только из дома не звони. И ни в коем случае не называйся и не показывайся им на глаза.
На том и порешили. На следующий день купили Степе билет, снабдили деньгами и распрощались. Провожать не поехали, чтобы не навести на него кодлу Хлюста. Мы посоветовали ему не светиться на вокзале в Курганинске, а поехать и сесть на тот же поезд в Армавире - "городе ветров", который прозвали так из-за того, что ветры на его улицах - вещь постоянная и всесторонняя. Ехать до него чуть дольше, около часа, но там не пасутся люди Хлюста.
Отправили мы Степу на автовокзал, выпили на посошок и легли спать. Настроение было поганое, на душе - муторно и неспокойно. Поэтому, наверное, я и проснулся ночью. Сел на кровати. Во дворе что-то происходило. Тихо звякнуло, потом чуть слышно стукнуло. Я свесил ноги с кровати, осторожно встал, достал из тайника пистолет и, не зажигая света, выглянул в окошко. Вроде все спокойно. Я уже хотел лечь обратно, как вдруг опять услышал легкий шорох, только звуки шли с заднего двора. Я ринулся бесшумно на кухню, и сквозь неплотно прикрытые ставни посмотрел в огород, который раскопал вошедший во вкус дела Манхэттен. В Алике проснулся зов земли, и он целыми днями торчал кверху задом в огороде, окучивал, полол, поливал, холил и лелеял какие-то мелкие росточки и терпеливо ухаживал за ними, не щадя сил.
Во дворе было светло от полной луны, но сначала я ничего странного не заметил. Только позже увидел около туалета тень, она долго стояла без движения, потом наконец оторвалась от стены и крадучись пошла к сараю. Я уже хотел выйти, решив, что это воришка влез за шкурками, но что-то удержало меня от поспешного поступка. И правильно. В крадущейся тени я вдруг узнал Хлюста.
"Какого хрена этот ублюдок лазает по нашему двору? - подумал я. - И не боится один! Знает же, что если поймаем - не сдобровать ему".
Тем временем Хлюст зашел в сарай, тихонько скрипнув воротами. Пробыл он там недолго. Вышел, огляделся по-волчьи, поворачиваясь не головой, а всем туловищем. Потом быстро пересек двор и с неожиданной легкостью махнул через забор. И тут я подумал: хорошо, что я не вышел. От забора со стороны улицы отделились три фигуры, и они все вместе пошли по улице. Через пару минут тихонько заурчал мотор машины, и все стихло.
Я разбудил ребят, рассказал о визите незванного гостя. Мы посовещались и решили, что он приходил на разведку, посмотреть, остались ли у нас те шкурки, которые, по нашим словам, мы отправили в последний раз на его "КАМАЗе". И ещё решили, что в ближайшее время нам надо ждать от него неприятностей.
- Послушай, Николай, - задумчиво обратился ко мне Алик Манхэттен. - А на кой ляд они нам сдались, эти шкурки? Продать мы их не продадим. Начнем продавать - они нас сразу засекут. Да и как эдакую груду продать быстро? Оптовиков здешних мы сами запугали, с нами побоятся дело иметь. А в розницу - это надо год торговать, чтобы продать целую машину товара. Вывезти их в Москву мы сами не сможем. Или отберут по дороге, или на взятках разоримся. У Креста и
компании свои каналы были для этого. Может, отдать их Хлюсту, пусть заткнется? А мы на следующей партии свою копейку урвем с миллионов Креста. Да и так уже заработали неплохо.
- Все ты говоришь почти верно, Манхэттен, - поправил я его.
- Только не забывай, что за тип этот Хлюст. Это как у Козьмы Пруткова: "Ему дай палец, он из тебя весь скелет вытащит".
- Это точно, - угрюмо подтвердил Димка. - Это такая тварь. Ты же сам видал, как он за деньги горло рвал. Ему на всех положить. И на нас, и на Креста с Черепом. Он, видать, влип конкретно, вот и бесится, за последние соломинки цепляется.
- Конечно, - поддержал Алик. - Он нас за фрайеров держит. Выдоит что сумеет, потом сдаст Кресту и все свои грехи на нас спишет. А там доказывай, что ты не рыжий.
Решили быть начеку, оружие держать наготове, а пока лечь отоспаться. Но не суждено нам было в эту ночь выспаться. Вдалеке грохнуло. Потом ещё раз, и еще.
- Ручные гранаты, - сказал опытный Дима.
И тут же бухнул выстрел, потом второй. А через паузу коротко татакнул автомат. И ещё одиночные выстрелы. Автомат зашелся в кашле, но его неожиданно заглушил другой звук, словно кто-то пробки выбивал из бутылок с шампанским: