- Это же Натуся, женка моя! - обрадованно едва не полез в окно Василий.
Димка сдавил ему сзади шею и отвел на кровать.
- Сиди и не рыпайся! - пригрозил он ему. - Зашумишь - нас всех тут перестреляют.
А разговор на улице шел горячий. Натуся махала могучими руками, отпихивая щупленьких ментов, которые старались оттащить её от ворот дома.
- Ты чо меня хватаешь?! - орала она на молоденького милиционера, не знающего куда деться от стыда. - Ты чо меня хватаешь?! Я те чо, девка дворовая?! Справились, понимаешь, со слабой женщиной!
Тут она повела могучими плечами, и оба милиционера отскочили от нее, как горох от стенки.
- У меня там муж, промежду прочим, дома оставленный для сохранения! И дом мой! Почему не пускаете?! Васька-а-а! А ну, открывай, бисова детина! Ты чего не выходишь?!
И она так ахнула кулаком по воротам, что даже забор заметно покосился. Мы встревожено переглянулись. Чего-чего, а этого мы никак не ожидали.
- Железная баба! - покачал головой Манхэттен. - Эта слона на скаку остановит. Что делать будем?
Я пожал плечами, сам не зная, что предпринять, на что решиться. Манхэттен приплясывал рядом и тихо ругался в отчаянии, что мы так нелепо погорели.
- Зачем, зачем мы остались?! - кусал он костяшки пальцев.
- Не чавкай, лапу себе отгрызешь, - проворчал Димка. - Чего думать о том, что уже сделали? Надо думать, что дальше делать. Как выкручиваться.
Манхэттен хотел ему что-то сказать, но тут на улице раздался истошный крик:
- Стоять! Стоять! Куда?! Там могут быть бандиты!
Я выглянул в окно: Натуся, рванув своей могучей дланью створку ворот, сорвала засов, и бросилась во двор. За нею, пытаясь её удержать, кинулся милиционер, за ним уже бежали другие, щелкая затворами автоматов.
Раздумывать было некогда. Я выскочил на крыльцо и веером дал длинную очередь над головами, отчего все, включая Натусю и милиционеров, от неожиданности инстинктивно присели. Натуся даже голову прикрыла подолом, обнажив свои могучие белые ноги в коротких чулках.
- Все назад! - заорал я. - В доме заложник! Один выстрел - и он будет убит! Всем отойти!
Я пошарил глазами, увидел над улицей большой орех, могучий и высокий, с развесистой кроной, и ударил в самую гущу из автомата. На плечи и головы милиции посыпались труха, листья, ветки. Это заставило их отступить, пригибаясь.
- Не стрелять! В доме заложник! Всем отойти! - командовала в мегафон капитан Павлова своими растерявшимися сотрудниками.
Милиционеры отошли, отбежали, присели за машинами, укрылись за заборами соседних домов.
А Натуся, как только стрельба прекратилась, поднялась и пошла вперед, оправляя длинную юбку и выставив перед собой весьма увесистые кулаки, что-то грозно бормоча и нехорошо сверкая глазами.
Я попятился перед этой надвигающейся грозой и юркнул в дом, она рванула за мной следом. Я ворвался вихрем в комнату и, схватив с дивана её мужа Васю, метнул его ей навстречу, прямо в могучие объятия этой женщины-воительницы.
Она прижала его к своей необъятной груди, погладила по реденьким волосикам, потом отстранила на расстояние вытянутой руки, посмотрела на него пристально и спросила:
- Василий, а што это тут за мушшины?
- Натуся, это гости. Соседи. Москвичи. Ты же их видала...
- Да всех я вас, мужиков, пьяниц и коблов, видала. Куда баб позапрятали?
И она слегка тряхнула его за руку, отчего мне показалось, что сейчас из него вывалится весь скелет. Но Василий оказался мужиком жилистым и выдержал. Она шагнула ко мне, и я невольно попятился. Я не был настолько уверен в себе, чтобы разрешить ей дергать меня за руки.
- Натуся, - стараясь говорить грозно, произнес я. - Мы взяли твоего мужа в заложники.
- И тебя мы тоже объявляем заложницей, - выступил вперед Манхэттен.
Это он зря, это он явно погорячился. Натуся оставила в покое своего мужа и сграбастала в охапку не успевшего отскочить Манхэттена.
- Заложницей, говоришь? - спросила она, положив Манхэттену на плечи свои большие, как две сковороды, руки. - Ты чего сутулишься? Ты смотри мне в глазы. И чего ты гримасы корчишь? Вот и все вы, московские, какие-то придуркнутые.
- Пошшш, пушшш, - пытался что-то сказать, сдавленный её железными пальцами Манхэттен.
- Вот-вот, кроме пшиканья ничего и сказать не умеете. Один пшик в вас, московских. Потому у вас и бабы такие ледащие. Заложницей он меня берет! Тоже мне, султан какой. Ты поперва свою бабу обслужи как надо, а то ему ещё и заложницу давай.
- Это наложницу обслуживают, а не заложницу, - попытался пояснить разницу Манхэттен.
- Тю на тебя! Наложницу. Я тебе так наложу, что ты полные штаны у меня наложишь.
Манхэттен в её руках как-то весь посинел и стал похож на охлажденного цыпленка, передержанного в витрине сельпо. Ручки и ножки его мотались, словно весь он был на шарнирах.
- Слышь, Натуся, - робко вступился Вася, отойдя на некоторое расстояние. - Оне это, оне нам заплотют.
- Это как? - живо заинтересовалась Натуся, тут же выпустив Манхэттена, который поспешил отойти от неё подальше.
- Ну известно как, - пояснил муж, - деньгами.
- Брешет? - спросила она меня, прищурясь.
- Да нет, почему? - спросил я.
- Я знаю, почему он брешет? - развела Натуся руками. - Он всегда брешет.
- Я хотел сказать, что он правду говорит, - остановил я её начавшееся наступление на мужа. - Мы действительно заплатим за все неудобства. За то, что мы вашего мужа в заложники забрали.
- Да не, чего там, - вдруг подобрела она. - Какие там неудобства? Ежели за деньги, берите. А сколь платят-то?
Это она уже спросила у мужа.
- Не сказали ишшо, - ответил он, ежась.
- Брешет? - опять повернулась она ко мне.
- Да почему брешет? - устало возмутился я. - Мы просто ещё не говорили о сумме.
- Так чего ж вы? Говорите да забирайте его. Только по голове не бейте. Он головой слаб у меня. Я ему, бывает, забудусь, дам по черепушке, а он сразу носом в тарелку и кровя из носа. Шейка у него какая-то недержачая.
- А зачем вы его бьете? - опасливо поинтересовался Манхэттен.
- Да я не бью, - махнула на него ладонью Натуся. - Это ж рази я бью? Ежли я вдарю, у него голова в супу будет. Это тольки подзатыльник дам для воспитания. Это ж не бью.
В это время за воротами послышалась какая-то возня, и раздался металлический голос мегафона:
- Граждане! Предлагаю бросить оружие, отпустить заложников и выйти по одному с поднятыми вверх руками! С вами говорит капитан Павлова, вы ввязываетесь в опасные игры. Обещаю беспристрастное разбирательство и гарантирую отправку в Москву для дальнейшего дознания. Если на вас нет вины - сдавайтесь! Я гарантирую вам неприкосновенность!
"Если на вас нет вины". Как бы не так! Чего-чего, а вины на нас хватало. И вины и крови.
- Что будем делать? - спросил я у ребят, а про себя подумал, что этот вопрос мы в последнее время только и задаем один другому.
- Уходить надо, - отрезал Димка.
- Эх, черт! В кои веки подфартило с деньгами, - уныло вздохнул Манхэттен.
- А вы сколь заплатите-то? - спросила, облизав губы, Натуся.
- А сколько ты просишь? - рассеянно ответил я вопросом на вопрос.
- А за что? - осторожно ответила она тем же.
Опытная торговка, сразу видно. Здесь все через рынок прошли. Натуральное хозяйство диктует свои условия.
- Ну как за что? - сделал я удивленное лицо. - За беспокойство. За то, что мы вас используем как заложников.