Я не понимаю. Какое я имею к этому отношение, какое мой чип?
- Я не знаю, что ты имеешь в виду...
- Как ты попала в город? Скажи мне.
- Может... я уже всегда там жила.
Скиннер смеется.
- Ты так думаешь? Думаешь, созерцателем становятся просто так? Потому что это весело?
Я качаю головой, но он даже не даёт мне сказать.
- Рабочие, промышленники, любой может стать созерцателем, Джоллет, - в голосе Скиннера больше не слышно насмешки, и он всё ещё смотрит на меня. – Но никто добровольно не стал бы созерцателем, если бы у него был выбор. Либо ты стала добровольцем, чтобы выбраться из нищеты, но тогда ты бы об этом знала, либо...
Я хочу заставить его замолчать, не хочу слышать правду. Но у меня в горле будто застрял ком. Я открываю рот, но ничего не могу сказать, а потом становится уже поздно.
- ... ты из стоящего на границе детского дома, как и Силвер Квайл.
У меня такое чувство, будто кто-то ударил меня по лицу. Глаза начинают гореть, и я их закрываю, прежде чем по щекам покатятся слёзы. Скиннер опускает свою руку, и я отворачиваюсь.
- Джо, а что ты думала, откуда берутся все эти созерцатели? Ты думала, что...?
- Я ничего не думала, - выдавливаю я, и это правда. Всегда, когда мои мысли угрожали отклониться в сторону, всегда, когда я начинала задавать вопросы, в моей голове появлялась своего рода завеса. Барьер, который мешал мне думать дальше. Пейшенс - это всё, что имеет значение. Всё, чем я являюсь - это созерцатель. Самое главное – это подопечный. Прошлое - ничто иное, как тень. Будущее - просто туман. Всё, что важно - это здесь и сейчас позаботиться о подопечном. Этому они научили нас в школе созерцателей и это то, с чем я могу справиться. Но не с этой внезапной бурей эмоций, с воспоминаниями, которые грозит вызвать Скиннер.
- Вспомни, Джо, включи свои мозги. Это жизненно важно. Как ты попала в город?
Голос Скиннера доноситься до меня теперь, как через вату.
Моя голова начинает болеть, и внезапно я вижу саму себя... Мои грязные пальцы лежат на колючем, сером одеяле. За окном ночь, когда они заходят в общую спальню и просто вырывают меня из сна. Я ничего не говорю, не плачу и не спрашиваю, когда они садят меня в машину вместе с двумя крепкими мальчишками. Мне холодно, на руках появляются мурашки, а пальцы коченеют. На горизонте красная полоса прорезает черноту неба. Хотя я люблю восходы солнца, я не могу сосредоточиться на красоте этого утра. Машина трогается с места и...
Я распахиваю глаза и смотрю на Скиннера.
- Ты можешь вспомнить, Джо, я это знаю. Просто постарайся, - он берёт меня за руку и сжимает пальцы. - Внизу, в канализации, я часто думал, что слышу звуки двигателя, голоса и шаги, но предполагал, что это шум из города, отзвуки которого доносятся до меня. Но теперь... Сильвер может быть прав. Мой отец не просто какой-то промышленник. У него есть власть, деньги и много последователей. Но он не может вести свои дела прямо на глазах всех людей. Если бы другие промышленники узнали, что созерцатели, которых они нанимают, дети из Ничейной Земли... Как ты попала в город? Вспомни.
Мне трудно снова закрыть глаза. Такое чувство, будто всё во мне сопротивляется воспоминаниям. Сопротивляется этим всё всколыхнувшим незнакомым чувствам, которые я не могу понять. Я сжимаю руку Скиннера. Его голос, его присутствие успокаивают меня.
- Они забрали тебя из детского дома, они всегда так делают. Сироты крепкие и напористые. Кроме того, их никто не ищет. Руководство получает за вас деньги. Возможно, им нелегко отпустить вас, но какова альтернатива? Оставить умирать всех остальных детей с голоду? Поэтому они вас отпускают. Отсылают ночью в неопределённое будущее...
Я ощущаю холодный зал и медленно скольжу назад в прошлое. Чувствую резкий запах, который был вездесущим и в тюрьме Сильвера... дезинфицирующее средство. Мои ноги дрожат от холода и неизвестности, но я всё ещё не задаю вопросов. Страх парализовал меня. Я позволяю им смыть с меня грязь. Затем меня привязывают к лежанке и опрыскивают сверху до низу едким веществом. Я слышу, как со мной говорят люди, так монотонно и заученно, будто каждый день делают то, что делают сейчас. Затем прямо над сердцем вонзают мне в грудь чип.
От боли у меня наворачиваются слёзы, но я не смею всхлипывать. Я стискиваю зубы и вот уже всё закончилось. Женщина - я не помню её лица, только длинные, острые ногти - одевает на меня рубашку. Её прикосновение оставляет на моей коже кровавую царапину. Мои ноги подкашиваются, и меня поднимают и снова садят в машину. По дороге мимо меня проносятся тёмные каменные стены. Я скучаю по солнцу, оно уже давно должно было взойти. Казалось бы, целую вечность мы едем через лабиринт из стен, гнили и камней, пока...
Удар грома сотрясает землю, сопровождаемый шипением молнии. Я вздрагиваю и слышу, как тяжело дышу, как будто прошла пешком много километров.
- Джо..., - произносит Скиннер лишь моё имя, и я киваю.
- Детский дом и школа созерцателей... они связаны с исследовательским центром Ли. В подземелье под Лондоном, там нам поставили чип!
Глава 22
Я передаю управление Скиннеру. Его рука покоится на джойстике, в то время, как машина Конроя мчится по извилистой дороге обратно по направлению к центру. Я незаметно ослабляю ремни, которые придают форму моему платью, и сползаю в кресле в более удобное положение. Уже очень долго ничто так не утомляло меня, как проблески воспоминаний, нахлынувшие на меня в нашем укрытии. Я смотрю на эту маленькую девочку как на незнакомку, а не ту, кем я когда-то была. И, может быть, где-то внутри всё еще есть.
Мысль о том, что у меня есть прошлое, о котором я ничего не знаю, лежащем где-то в бесконечной темноте, пугает меня. С одной стороны, я хочу узнать больше, с другой, не хочу этого ни в коем случае. Просто желаю остаться Джо, которой я была много лет, потому что мне кажется, что нет ничего более пугающего, чем не знать себя должным образом. Но если сравнивать мою судьбу с судьбой целителя в башне, что в ней таково? Я вижу перед собой его бледное, лишенное надежды лицо. Очередная потерянная жизнь на счету Дариана Джеда Ли. Интересно, как Ли может спать по ночам? Как он может вставать по утрам и смотреть в зеркало всё с той же неотразимой улыбкой?
- Надо было взять Сильвера с собой, - бормочу я.
Скиннер кривит губы и бросает на меня взгляд.
- Столько сострадания к незнакомцу? Прошу, не забывай кодекс созерцателей.
Я смотрю в окно. Обочина обсажена карликовым буком, низкими растениями с переплетенными ветвями, которые разрастаются во всех направлениях. Некоторые из них выглядят как искалеченные живые существа, вытягивающие слишком длинные пальцы в нашу сторону.
- Я уже стала предательницей кодекса Созерцателей, не забывай об этом.
Скиннер делает вдох, чтобы ответить, но потом молчит. Лишь в редких случаях он не может придумать подходящего ответа на то, что я говорю - настолько редких, что это озадачивает меня. Я выпрямляюсь, отвожу взгляд от искривленных деревьев и смотрю на дорогу, но ничего не вижу - только серый асфальт, который однообразно тянется по направлению к центру города.
- Всё в порядке? - спрашиваю я.
- Нет, - отвечает Скиннер замогильным голосом. - Впереди что-то не так, - он ощупывает дверь со своей стороны. - Почему нельзя открыть окно?
- Мера предосторожности.
Я протягиваю руку и нажимаю пару кнопок на дисплее, находящимся перед нами в центре приборной панели. Я могу выбирать между «весенним бризом», «арктическим штормом», «приятным ветерком» и бесчисленными другими вариациями воздуха. Когда я уже почти отчаялась, я нахожу-таки вариант «внешний мир» и нажимаю на него.
- Вы выбрали программу кондиционирования воздуха «внешний мир», - сообщает нежный, женский голос из громкоговорителей. - Наслаждайтесь.
В машине тут же меняется атмосфера, хотя и незначительно. Я больше не чувствую себя изолированной, ощущаю мшистый запах окружающего нас ландшафта. А вот Скиннер явно чует что-то другое. Он делает глубокий вдох, и его взгляд становится хмурым.
- Что там? - с тревогой спрашиваю я. - Ты что-то узнал? Или кого-то?
- Собрание людей.
Я снова смотрю на дорогу. Всё ещё никого не видно.
- Может пробка? Или поезд?
- Нет.
Он слегка отодвигает джойстик, замедляя темп. Автомобиль сразу начинает ехать более тихо, почти размеренно. Я возвращаюсь к дисплею и вызываю карту местности. Мне не нравится то, что я вижу, потому что этому маршруту нет альтернативы. Башня была построена далеко за городом, а дорога, видимо, протянута специально к ней. Разветвленная дорожная сеть центра города находится еще далеко впереди.
- Поворачиваем назад? - спрашивает Скиннер?
Я взвешиваю его предложение. Мы с Пейшенс порознь уже в течение 50 часов. Чуть дольше, чем на пути в Лиссабон. Скоро они с Саем приземлятся в парке Севенокс и будут ждать нас. Я автоматически касаюсь руны созерцателя, тонкого рубца над моим сердцем, под которым прячется чип.
- Нет, - наконец говорю я. - Давай подъедем поближе. Может нам повезет, и окажется, что просто сломался бедламский поезд. А это не причина для беспокойства.
Перед нами дорога делает поворот. Там, где наши фары освещают ночь, она блестит, мокрая от дождя, принесенного бурей.
- Это за поворотом, - спокойно говорит Скиннер. - Я чую их сейчас отчетливо.
Он засовывает свободную руку во внутренний карман пиджака и достает нож, затем кладет его на сиденье рядом с собой.
Лезвие инстинктивно оказывается у меня в руке, хотя я все еще боюсь причинить вред человеку. Я напряжено смотрю вперёд, когда машина поворачивает. Меня слегка наклоняет в сторону, затем становится видно, что скрывается за поворотом. Меньше, чем в 500 метров дорогу преграждают автомобили дружинников. Ещё две машины стоят на обочине, а пассажиры - великолепно одетые промышленники со своими водителями - вышли на улицу. Дружинники имеют при себе мобильные сканеры и проверяют чипы всех пассажиров.