— Конечно! Я мигом! Ты название мне эсэмэской скинь только, — тут же засуетилась Катя.
Она сразу перезвонила Роману и отменила свидание, рассказав, что поедет к маме.
А через час уже выгружала таблетки у той на кухне.
Мама же лежала в зале на диване и периодически охала.
— Мам, может, скорую? — обеспокоенно косилась на нее Катя.
— Не надо, дочь, таблетку я выпила, скоро полегчает. Посиди лучше со мной.
И Катя сидела. Через полчаса матери стало лучше. Потом ей позвонила подруга, после разговора с которой Валентина Ивановна начала отправлять дочь домой.
— Ты езжай, сейчас ко мне Наталья Павловна придет, сменит тебя. Если мне вдруг станет плохо, как она уйдет, я позвоню.
И Катя засобиралась домой.
— Что делать будешь? — поинтересовалась напоследок Плошкина-старшая.
— Кино посмотрю, но буду начеку. Ты звони, если что.
***
Катя смотрела один из своих любимых фильмов — «Пятьдесят первых поцелуев», как вдруг зазвонил ее телефон. Сердце тут же забилось быстрее: неужто маме снова стало плохо?
Но нет, это звонил Роман.
— Катя, моя просьба тебе покажется странной, но… Я прошу тебя подъехать к кафе «Пилигрим».
Катя прекрасно знала это кафе с панорамными стеклами, оно находилось по пути к матери.
— Я не могу, Ром, я же говорила. Маме плохо. Я обещала, что приеду если что.
— Катя, это очень важно и как раз напрямую касается твоей матери. Я тебя не задержу, обещаю.
И Катя сдалась.
Через полчаса она вышла из маршрутки и сразу увидела Романа.
— Пойдем, — заговорщическим тоном произнес он и потянул Катю к кафе.
Только внутрь ее не повел, притормозил слева, Так, чтобы посетители были как на ладони, а вот их самих видно не было.
— Смотри в правый угол, — кивнул Роман в нужную сторону.
И Катя посмотрела. Ее мать, которой дочь позвонила перед выходом и которая голосом умирающего лебедя уверяла, что вот-вот ляжет спать, сидела в окружении своих подружек и цедила вино из бокала!
Катя раскрыла рот и захлопала ресницами.
— Э-э-э…
Она перевела непонимающий взгляд на Романа.
Тот по-своему его расценил и начал объяснять:
— После твоего звонка я решил съездить к твоей маме, Катя. Хотел с ней поговорить, узнать, может, что надо, может, врача нормального ей найти. В общем, припарковался у подъезда и собрался выходить, как Валентина Ивановна и еще три женщины вышли и сели в такси.
Роман вздохнул и поправил галстук.
— Я-то помню, — продолжил он, — что ты мне сказала: маме плохо, она лежит. Как-то не похожа она была на больную — с прической, при макияже. Ты извини, но я не удержался, поехал следом. Короче говоря, вот сюда они и приехали.
И он развел руками.
А Катя буравила взглядом довольную мать. Вот тебе и умирающий лебедь.
Но зачем, зачем она так поступила? Зачем врала?
Катя нахмурилась и достала телефон.
Набрала мать.
Смотрела, как та приложила палец ко рту, чтобы подруги замолчали, и ответила на звонок.
— Да, дочь? — потухшим голосом произнесла она.
— Ты как, мам? — Катин голос всё же дрогнул, но Валентина Ивановна этого и не заметила, запричитала:
— Да получше, получше. Лежу вот, телевизор смотрю. Ты мне сегодня уже не звони, я спать ложусь, а завтра утречком сама тебя наберу, отчитаюсь.
И бросила трубку.
А Катя словно приросла к асфальту и наблюдала, как мать снова повеселела, сказала что-то подругам, и они все вместе рассмеялись.
— Ром, отвези меня домой, — тихонько прошептала она через несколько долгих минут. — Я хочу побыть одна.
Глава 29. Новая метла
Катя запыхавшись вбежала в офис и промчалась мимо добродушного седовласого охранника, крикнув:
— Позже запишусь, Фёдор Яковлевич!
Она опаздывала, а сегодня к работе должен был приступить новый главный бухгалтер. Весь офис втихаря делился инсайдерской информацией: дескать, и суровый он, этот Бурцев Игорь Александрович, и хмурый, и крайне придирчивый.
Генеральный сообщил, что решил разбавить женский коллектив мужчиной. Что-то там вещал о рациональности и эффективности.
«А на внешность, — шептала вездесущая Аллочка, которой „посчастливилось“ будущего главбуха лицезреть несколько дней назад, — ну чистый медведь! Огромный, угрюмый! Волосы чернющие, взгляд страшнючий. Я как увидела, так и обомлела».
И сотрудницы охали и ахали, все как одна. Мужчина-главбух — существо редкое, практически вымирающее. А им вот «повезло»: будут работать под его началом. Какие правила установит? Как будет с ними общаться?
«Точно самодур!» — сообща постановили в итоге.
«М-да, мало мне личных проблем, теперь еще и начальник-самодур…» — причитала Катя про себя, пока неслась к кабинету.
Она дернула на себя дверь, но вместо того, чтобы войти в просторный кабинет, вошла в чью-то необъятную грудь. Носом.
Подняла взгляд и оцепенела: Медведь собственной персоной, судя по описанию Аллы.
Ну да, кому же еще могло так повезти, как не ей.
А Медведь тем временем замер на секунду, вскинул брови, вперившись взглядом в Катю, а потом аккуратненько отодвинул ее от себя своими лапищами, прокашлялся и пробасил:
— Екатерина Сергеевна, судя по единственному пустующему в кабинете креслу?
Катя кивнула. «Ишь ты, Шерлок Холмс».
Главбух кинул взгляд на наручные часы и покачал головой.
— Опаздываете. Нехорошо, нехорошо… А может, вы работу не цените? Так я не держу. Все недовольные или нежелающие тут работать могут смело писать заявление на увольнение. Вы недовольная или нежелающая?
Медведь склонил голову набок в ожидании ответа, а у Кати язык словно к нёбу прилип. Через несколько мучительно долгих секунд, когда его брови сошлись на переносице, она всё же открыла рот и пролепетала:
— Я… Э-э-э… Простите, этого больше не повторится.
— Ну-ну, — хмыкнул мужчина. — Вы у меня на карандаше, Екатерина. Оставляю вас, дамы, — обвел он взглядом разом притихших сотрудниц, — работать.
И вышел из кабинета.
Катя прошла на свое рабочее место и устало опустилась на стул.
— Вот медведь-переросток! — в сердцах воскликнула она.
Глаза ее мигом увлажнились.
— На карандаше… Работу не ценю, недовольная, видите ли… Да я ж на пять минут всего опоздала!
Сотрудницы бухгалтерии разом заохали, засочувствовали:
— Не обращай внимания!
— Видать, встал не с той ноги…
— Решил показать, кто тут хозяин.
— Только бы не выбрал тебя козлихой отпущения, Кать, — задумчиво протянула Алла.
И как в воду глядела.
После обеда Медведь заглянул в кабинет и отчеканил:
— Плошкина, зайдите ко мне!
Катя с замирающим от страха сердца обвела коллег печальным взглядом и поплелась в кабинет к Игорю Александровичу.
Тихо зашла и с минуту смотрела на него, пока он что-то активно печатал, не отрываясь от монитора.
Черноволосый, в стильном костюме, крепкий, даже симпатичный — волевые черты лица, широкие брови, нос с небольшой горбинкой. Только хмурый очень. А когда увидел Катю, нахмурился еще больше:
— Екатерина Сергеевна, скажите мне, пожалуйста, — скрестил он руки на груди, — вы здесь сколько работаете?
— Пять лет.
— Тогда как, скажите мне, можно было допустить такую досадную ошибку? А если бы я не увидел?
— К-какую ошибку? — округлила глаза Катя.
— Подойдите сюда, посмотрите сами, — приказал Медведь, но Катя не двинулась с места. — Да подойдите же, я не кусаюсь! — повысил он голос.
Плошкина на негнущихся ногах обогнула стол, встала рядом и заглянула в монитор.
— Вот, полюбуйтесь! — ткнул пальцем в монитор Медведь. — И вот.
Он открыл другой файл.
— Вы как данные в новую программу переносили? Вы чем думали? — прогремел он.
— Ну ничего же не случилось, Игорь Александрович, — проговорила Катя, вспоминая, что в то время как раз работала за двоих. Неудивительно, что допустила ошибку. — Я тогда как раз… — начала она, собираясь всё объяснить.