— … к семье.
— И заполнить пустоту внутри, из-за которой чувствуешь себя…
— … всего лишь частью чего-то неполного, чувствуешь себя неполноценным, незавершённым…
— … и ущербным.
Рите казалось, что она слышит биение собственного сердца, вдруг решившего устроить забег. Она поняла, что с трудом сдерживается, чтобы не заключить Фрея в объятия и не прижаться к нему крепко-крепко. На её губы рвались ещё слова, но она сжала их в узкую полоску, заставляя себя молчать.
— А нужен-то всего один человек, — с горечью подводя итог, заметил купидон.
— К сожалению, найти его не так-то просто, — грустно заметила Рита.
— Гуди! — голубоглазая девушка с длинными золотистыми волосами вышла в огромный просторный коридор, подпираемый уходящими вверх колоннами. — Гуди!
— Я здесь, — вышел из-за одной из них молодой человек с карими глазами и каштановыми волосами. — Тебе удалось что-нибудь узнать про списки?
— Не так много, как хотелось бы, — с сожалением произнесла Эль и они подошли к огромному окну во всю стенку, без стекол и небольшими ажурными белыми перилами. — В особые списки попадают только в двух случаях: если человек совершил или совершит что-то очень хорошее или если он сделает или сделал что-то очень плохое, — начала она, глядя на залитый солнцем Асгард, утопающий в зелени и парящий в небесной синеве в окружении белых облаков.
— Речь ведь не идёт об обычных поступках? — взглядом опытного детектива посмотрел на неё Гуди.
— Не могу сказать наверняка, — задумчиво ответила Эль и продолжила. — Но вчера я ввела имя его подопечной в поисковый запрос Иггдрасиля и отыскала файл двадцатипятилетней давности, закрытый печатями Трёх Богов.
— Тора, Одина и Фреи? — ушам не поверил Гуди. — Но, эти печати ставятся только в том случае, если…
— Произошедшее имело влияние либо на историю Мидгарда, либо могло бы быть связано с Асгардом и мирозданием так таковым, — закончила за него Эль.
— Ничего не понимаю, — растерянно произнёс Гуди, опуская глаза. — Ей тогда было три года. Что может сделать ребёнок в возрасте трё х лет?
— Это ещё не всё, — обеспокоено посмотрела на Гуди Эль. — От файла тянулась ниточка к Фрею.
— Он-то здесь причём? — в шоке посмотрел на Эль он.
— Ты меня спрашиваешь? — в тон ему ответила Эль. — Одно я тебе точно могу сказать: что бы это не значило, Фрею лучше не лезть в это дело, — предостерегла она.
— Поздно, — недовольным тоном парировал Гуди, вспоминая про друга. — Он уже влез по самые уши.
Маргарита проснулась от того, что её подташнивало. Надеясь, что это пройдёт и не желая открывать глаза, она легла на живот. Однако долго это не продлилось и понимая. что её сейчас вырвет, она побежала в туалет. Благо, в её квартире он был рядом с её комнатой. «Отравилась! Замечательно! И почему меня угораздило болеть именно в отпуске?! Да ещё рядом с таким очаровательным мужчиной рядом!», — подумала она, стоя позже в ванной. Ей стало легче и она поплелась в комнату, чтобы переодеться, попутно думая, что сказать купидону про отложенную Норвегию. Говорить не понадобилось. Фрей материализовался на кухню, в тот момент, когда уже причёсанная Рита пила таблетку и ставила себе кипяток для чёрного чая, и понял всё без слов.
— Фрей, извини… Я… — начала было она.
— Марш в постель! — приказал он, указывая на коридор. — Чай я сам тебе принесу.
— Но, Фрей…, - попыталась было возразить она, но тут почувствовала, что её снова тошнит.
Пока она находилась в туалете и ванной, купидон притащил из кухню табуретку, поставив рядом с кроватью, и соорудил на ней небольшой столик, положив салфетку и поставив чай. Когда Рита появилась на пороге собственной комнаты, то не смогла сдержать удивления.
— Спасибо, конечно, но, Фрей… — она прошла в комнату. — Я не хотела бы, чтобы ты видел меня такой.
— Не делай так, — буркнул Фрей, не смотря на неё.
— Как? — не поняла Рита.
— Важно не то, какой я тебя видел. Важно то, какой я тебя чувствовал. А я и так знаю, что ты сильная, — он смотрел ей прямо в глаза. Предстояло ещё одно нелёгкое объяснение. — Потому что чувствовал эту боль всякий раз, когда у тебя начинались обострения одиночества, но ты позволяла сначала брать им верх, переживала дня два, а потом брала себя в руки и убирала все отрицательные эмоции подальше. Я знаю о той боли, о которой никто, кроме тебя не знал и знаю, что ты справлялась со всем одна. По сравнению с этим, физические недомогания просто детский лепет. Поэтому позволь себе побыть слабой, а я поухаживаю за тобой, — с этими словами он вышел из комнаты.