Справа в избе длинный и узкий стол, за ним подьячие сидят локоть к локтю, перьями царапают. А слева за печкой дьяк из Тайного приказа — приказчик. У него Уложенная книга, бумаг ворох и сундук с деньгами.
Против одного подьячего стоит солдат из полка Шепелева, ждет, когда тот грамоту напишет: возле другого — немец в короткой епанче, накинутой на одно плечо. Усики маленькие, вздернутые, на голове берет черного бархата. Прислан по Государеву указу сады строить. А возле подьячего Ивана Козлова подрядчик Степан Слепнев. Он хоть из крестьян, а важен. Пегая борода расчесана, волосы на прямой пробор и маслом коровьим смазаны, сытый живот опоясан по шелковой рубахе чуть не под грудью.
Подьячий Козлов, хоть и молодой еще совсем, но резкий, тычет пальцем в страницу толстой книги, что называется «Указные памяти во всех делех»:
— Подрядился ты, Степан Слепнев, доставить для государева дела муромского леса красного, бревен сосновых и дубовых четыре тысячи, — подьячий утирает потное лицо полой охабня. — Ино, Степан Слепнев?
— Так, так… — соглашается подрядчик.
— Привез ты три тысячи и два ста. Паче сосну. Сроку тебе две недели и тысячу бревен дубовых.
— Помилосердствуй, Иван Матвеевич, больше подряда будет! Дуб весь извели. Тысяча бревен за две недели!
Козлов опять тычет пальцем в книгу:
— Государево дело, подряд — четыре тысячи дерев.
— А два ста поверх куда свезти? — с надеждой спрашивает подрядчик.
Смотрит на него подьячий, прищуривается. Как-никак двести бревен — новая изба, да и на бревенчатый частокол останется. Покосился Козлов на соседа слева, потом на подьячего, что справа сидит.
— Ты не клуси[49], с Тайным Приказом не шутят, — макнул перо в чернила и стал выводить в Указной книге: «Лета 7180 Июня 22 крестьянину Степану Слепневу доставить в село Измайлово тысячу бревен дубовых».
А за печкой перед дьяком Курицыным стояли уже трое стрельцов и зодчий Марк Иванов. Природа не одарила красотой дьяка Тайного Приказа: желтое от рождения лицо его, хоть и не стар, покрыто множеством, морщин. Волосы редкие, рыжая жидкая бороденка. Но зато хитер, как бес, умен и у дела стоит твердо.
— Лепно ли тесаны фигурные камни? — вопросил дьяк Марка Иванова.
— С великим радением, Федор Михайлович, по совести, — отвечал тот.
Курицын возводит глаза к потолку, шевелит губами и говорит:
— Два десять стрельцов, по три деньги, 18 ден — десять рублей восемь десять копеек.
— Прости, Федор Михайлович, не обессудь, — встревает чернявый стрелец Трофим Зубов, — но греха на душу не возьмем. Восемнадцать ден мы отряжены тесать фигурный камень, но три дни по приказу нашего воеводы Краскова огородничали. Три дни в толк не бери.
Дьяк опять поднимает глаза к потолку из красного теса:
— Два десять стрельцов по три деньги, 15 ден — девять рублев.
— Спасибо, милостивец! — пробасил черный стрелец.
А приказчик крикнул подьячему Козлову:
— Ивашка, возьми Указную книгу каменного дела, — и начинает важно диктовать: — «По Государеву Цареву и Великого князя Алексея Михайловича Указу подряжены стрельцы Краскова Трофимка Зубов со товарищи»… Написал?
— Сейчас, Федор Михайлович, — отвечал молодой подьячий, старательно скрипя пером:
— «…два десять человек резать фигурный камень на столбы трех крылец храма Покрова Богородицы, — продолжал приказчик. — Лета 7180 Июня 8 тесаны камни числом 24 и ведомо зотчему Марку Иванову. Дьяком Тайного Приказа Федором Курицыным по Государеву жалованию плачено в Приказной избе села Измайлова из Государевой казны Трофимке Зубову со товарищи девять рублев медными деньгами».
После того как подьячий окончил писать, приказчик сказал:
— Давай память.
Курицын неторопливо прочитал написанное, возвратил толстую книгу в деревянном, обшитом кожей переплете подьячему и только после этого наклонился к железному сундуку, стоящему у его ног.
Трофим Зубов завернул кучку медных монет в платок, и стрельцы поклонились дьяку в пояс:
— Спасибо, Федор Михайлович!
— Будем за тебя Богу молиться!
— Дай тебе Бог здоровья, Федор Михайлович!