— За государя нашего Великого князя Алексея Михайловича помолитесь, — отвечал приказчик.
Пока происходила эта сцена, зодчий за печкой разворачивал одну за другой свернутые в трубки бумаги.
— Вот что, стрельцы, — сказал он, отводя к концу стола мужиков в красных кафтанах, — теперь вам наздавать фронтоны и гребешки для алтаря и абсиды.
Марк Иванов развернул на столе лист бумаги и вместе со стрельцами склонился над ним.
И вскоре подьячий Иван Козлов уже строчил: «…подрядились стрельцы Краскова Трофимка Зубов со товарищи…»
Не могу я и не хочу согласиться с традиционными представлениями, которые приписывают простому люду этой эпохи все самые непривлекательные черты. Помню, нас и в школе учили, что были они-де все поголовно неграмотными, грязными, беспробудно пили, были склонны к насилию и грабежу, в семейных отношениях проявляли грубость и безнравственность…
Подробности быта русских людей XVII века мы часто узнаем из описаний иностранцев (А. Олеарий, Я. Рейтенфельс, Я. Стрейс и другие). Но им трудно было понять русскую жизнь. Все, что для них было непривычным, они объявляли дикостью и варварством. Скажем, русскую баню или обряд сватовства. Совершавшие в XVII веке путешествия в Россию иностранцы говорили всегда о русском народе в пренебрежительном тоне. Но и русские не очень-то высокого мнения были о них, считая иностранцев грязными и погаными. Недаром же царь во время приема послов после каждого целования его руки тут же на их глазах мыл руку.
Но зачем нам, русским, нужно повторять эти высокомерные и нелестные отзывы о нашем народе без критического к ним отношения, я не понимаю. Вслед за Соловьевым, Ключевским, Забелиным и другими эти характеристики стали цитироваться многими авторами. Особенно нажимали на них вульгарные социологи двадцатых годов. Рассказывая анекдоты про русских царей и патриархов, они почему-то не хотели видеть никаких положительных черт в эпохе Алексея Михайловича, ни словом не упоминали о том, что в этот исторический период Русь окрепла, объединилась, расширилась от моря до моря, что в ней зародились экономические отношения, положившие начало новому периоду истории нашей Родины. И что интересно, понося все и вся, эти авторы старались представить в крайне неприглядном виде и сам русский народ, выбирая цитаты из описаний иностранцев посквернее, такие, например:
«Это нация недоверчивая, несговорчивая, робкая, но вместе с тем надменная, много о себе воображающая и с пренебрежением относящаяся ко всему иностранному. Русские обладают необыкновенной физической силой, но крайне ленивы и охотнее всего предаются разгулу. Ничто не идет более русскому характеру, как торговать, барышничать, обманывать. Потому что честность русского редко может устоять перед деньгами. Он так жаден, так корыстолюбив, что считает всякую прибыль честной. Русский не имеет понятия о правдивости и видит во лжи только украшение»[50].
Подобными цитатами напичканы хрестоматии по истории России, выходившие в издательстве «Петроград».
«Быть может, скажут, что и в старину, до эпохи преобразования, — пишет С. М. Соловьев, — русские люди были грамотные, начитанные. Бесспорно, что некоторые учились; что были люди грамотные и между крестьянами; зато были неграмотные между знатью, и это яснее указывает на случайность явления».
Скажем. И не голословно, а основываясь на последних данных. Раскопки в старинных русских городах, разрушенных татаро-монголами, все чаще показывают, что жители этих городов знали грамоту и широко ею пользовались. Книга В. Л. Янина «Берестяная почта столетий», например, обосновывает тот факт, что новгородцы еще в средние века обучали своих детей грамоте, а читать и писать умели не только бояре и духовные лица, но и крестьяне с горожанами.
А совсем недавно в одной из деревень Вологодской области краеведы нашли библиотеку из 170 рукописей а старопечатных книг. Сорок две из них относится к XVII веку, а две — к XVI. Надписи на страницах этих книг помогли ученым установить, каким образом в небольшой северной деревеньке могла появиться дорогостоящая в те времена библиотека. Оказывается, книги покупались крестьянами в складчину, о чем свидетельствует надпись, сделанная на издании, выпущенном Московским печатным двором в 1622 году: «Мирских денег шло 24 алтына, а монастырских денег шло 16 алтын».
Основу книжного собрания составляли книги старообрядческие, но найдены в нем и труды светского содержания — например, сочинения византийских авторов.