Окружная железная дорога проходила за прудом, километрах в двух от нас. А мой отец был инженером-железнодорожником.
Среди мальчишек нашего городка ходили самые невероятные легенды о церкви, о башне, о подземном ходе, соединяющем церковь «с той, которую сломали» (Иосафа Царевича). Рассказывалось о скелетах, прикованных к стенам, о целых складах старинного оружия — сабель, пик, щитов, кинжалов, кремневых ружей и пистолетов, хранящихся в подвалах церкви. Говорили, кое-кто добирался до них, видел, брал в руки, но они рассыпались от древности. Ну и, конечно же, под церковью были спрятаны клады. Просто не могло быть иначе.
По бокам крыльца собора, на уровне нижних ступеней имелись два отверстия. Думаю, они служили для вентиляции самых нижних помещений храма, его подвалов. Отверстия эти всегда были забраны ржавыми чугунными решетками. И вот в один прекрасный день мы обнаружили, что на одном отверстии решетки нет, ее подпилили и выломали. Под страшным секретом мне было сообщено, что ход ведет в подвал, а в том подвале стоят сундуки, кругом же разбросано оружие и человеческие кости. Что в сундуках — неизвестно, скорее всего золото. Золото привлекало нас гораздо меньше, чем оружие. С моим соседом по кличке Колька-маленький мы твердо решили добраться до клада. Колька был небольшого росточка, что соответствовало его прозвищу, а я очень худ, мы надеялись протиснуться в эту дыру. Запасшись спичками и огарком свечи, полезли.
Колька-маленький был поотчаяннее, поэтому он влез в отверстие первым. Сначала ход был таким узким, что мы с трудом протискивались через него. Приходилось выбирать из-под себя камни и ползти змеей. Потом ход немного расширился, и мы смогли встать на четвереньки. Тут уж сделалось совсем темно, и Колька зажег свечку. Пламя огарка осветило полукруглый потолок хода, помнится, — из белого камня. Ход заворачивал влево и вскоре соединился с другим таким же, идущим, видимо, от второго отверстия. Колька прополз еще метров десять и остановился. Он поднял свечу, и я увидел впереди черную пустоту, не освещаемую пламенем свечи.
— Ну что там, Коля? — спросил я.
Вместо ответа Колька-маленький попятился, не оборачиваясь, хотя в этом месте можно было уже и повернуться.
— Коля, чего?!
Колька сопел и молча пятился. И тут погасла свечка. Мы быстро стали удирать и остановились, тяжело дыша, только тогда, когда забрезжил свет входного отверстия. Прижавшись друг к другу, слегка отдышались и вылезли на белый свет. Изодрались в кровь. О наших штанах, без того далеко не новых, и говорить нечего.
— Обрыв там глубокий, — только и сказал Колька, — ничего не видать ни внизу, ни спереди. Зала такая большая, — развел он руками, — а в ней что-то стоит. Но спуска нет.
Так эта тайна и осталась нераскрытой.
Недавно я подходил к собору, смотрел, остались ли следы от этих отверстий. Остались. Сами отверстия замурованы, но хорошо видно, где они раньше были.
И все же клады существовали. Анна Петровна Озябкина рассказывала мне, что на ее памяти измайловские мальчишки Макаров, Куликов и Зарубин нашли обвалившийся подземный ход и обнаружили в нем склад старинной церковной утвари. Поделили ее между собой и принесли домой. Кому достался золотой крест, кому серебряное кадило, кому серебряный подсвечник. Вовка Макаров получил большую серебряную чашу. Анна Петровна видела ее и знает, что мать Вовки — Прасковья Ивановна Макарова снесла эту чашу в торгсин. Причем Анна Петровна уверена в том, что найденных вещей было куда больше, чем ей показала Прасковья Ивановна. Просто о них умалчивали, чтобы не вызвать зависти и лишних разговоров.
Была Анна Петровна свидетельницей и еще одной любопытной истории. Прокладывали в наши жилые корпуса газ, копали для газовых труб траншею между восточным корпусом и Мостовой башней. Во время работ наткнулись на несколько старых захоронений и нашли среди костей различные золотые вещи. Какие-то кресты (судя по ее описанию — ордена), золотые кольца. Одно из колец, оно было с большим камнем, рабочий нашел при ней. Надел его на палец, высунул из ямы руку и повертел ею: вот, мол, смотрите, что я нашел. Конечно, ни в первом, ни во втором случае, никакие археологи, так же как и представители власти, не приглашались. Что это за клад, что за могилы, так и осталось неизвестным. Торгсин же интересовало только одно — вес драгоценных металлов. С орденов скалывалась эмаль, филигранные вещи шли под пресс.
Клад хранился и в Покровском соборе. Анна Петровна утверждает, что в 1925 году, когда зарождался на острове рабочий городок, Покровский собор стоял нетронутым. Весь его интерьер, все находящиеся в нем иконы, церковная утварь, старые книги, покровы и одежда священнослужителей — все это охранялось, В собор иногда пускали людей, как в музей. Помнит Анна Петровна ковровую дорожку от входных дверей до самого алтаря, иконы в золоченых окладах и с каменьями, покрытый бархатом стол. Колонны (столпы) были обтянуты холстом и расписаны, по ее словам, цветами и травами.