А неглавным поводом романа с Настей стала жалость. Через неделю после неудачного разговора в ванной она стала ждать его у санпропускника. Собаки жалобно скулили и просились на травку. Андрей улыбался и уходил домой через кардиологическое отделение. Настя не сдавалась. Он подошел к ней в дождливый день. Собак пожалел. Она засветилась и скромно протянула руку:
— Привет.
— Привет, ну чего ты мерзнешь?
— Извиниться хочу. А я Кате твоей звоню, — улыбнулась она.
— Зачем? — Андрею было все равно, чем занимается Катя. Она ему не мешала. И это главное.
— Дружить буду. О Марке разговариваем. О жизни. Готовить ее учу. Ты простил меня? — еще минуту — и она начала бы скулить.
Андрей молчал и по привычке разминал скулы. Простил не простил… Кто ему эта Настя? Зачем?
— А Марк совсем расклеился. Кричит и на рожон лезет, — всхлипнула Настя.
— Куда на рожон? — не понял Андрей.
— Да по жизни. Нарваться хочет. А я останусь одна. А мне надо быть при мужчине. Давай я буду при тебе?
— Ты что, дура, что ли?! — наконец разозлился Андрей. — Я женат, в конце концов работаю.
— Я тихонько, правда. Я не помешаю. В большом-большом секрете, — просительно зашептала она.
— Лечись, Настя, лечись, — окончательно разозлился Андрей и вернулся в клинику.
Она сидела под окнами до тех пор, пока Гастрит не начал скулить, как бешеная ночная собака…
— Включи телевизор, — попросил Андрей.
Настя покачала головой и спрыгнула с дивана. Ей шли резкие движения. Порывистость и честность. Такой багаж можно донести до тридцати, потом лучше тихо отложить в приданое дочери. Почему никто из них не завел детей? Настя села к Андрею на колени и счастливо прикрыла глаза. Она была уютная, домашняя и дорогая. Настя была похожа на собаку. А его жена Катя — на кошку. Кладбище домашних животных. Может, это просто аллергия на шерсть? Андрею с женщинами не везло. По холостяцкой привычке он приударил за Катей, фактически она осталась единственной неапробированной медсестрой в отделении. Не пропадать же добру. Катя не сдавалась и приближала его ухаживания к любви. Любви, как и положено, выращенной на навозе. То есть на операциях, крови, суднах и системах для переливания крови. Андрей был искренне убежден, что между такими ногами невозможно сохранить нетронутым достояние республики. Пару раз он закрывался с Катей в ординаторской во время ночных дежурств. Вскоре игра в «умри, но не дай поцелуя без любви» ему наскучила, тем более что Кате исполнилось двадцать три. Сколько можно. Баба Маня призвала его к ответу:
— Ты чего девке голову морочишь? Женись, а тогда уж…
— Баба Маня, это просто входит в профессиональные отношения.
— Она не такая, — упрямо покачала головой старая санитарка.
Они вместе дежурили в новогоднюю ночь. В отделении остались только тяжелые, но и те не собирались уходить на тот свет в праздник. Смерть работала на скользких дорогах. Мимо пролетали покой и блаженство. Андрей к Кате не приставал. Она сама. Только предупредила: «Я — еще девушка». Андрей хмыкнул и воспользовался ее невинностью. Воспользовался и покрылся испариной: «Нарвался сам». Катя торжествовала. Андрей нелепо извинялся. Под утро в туалете умер больной. От инфаркта. А должен был от язвенного кровотечения.
Жизнь за жизнь. После взбучки от главврача Андрей сделал Кате предложение. И рассчитал с работы. Оценил? Решил, что голодать можно и на одну зарплату. Катя мирно вписалась в обстановку его квартиры. Казалось, что они прожили вместе всю жизнь. В свадебное путешествие они поехали в горы. Засыпанные снегом, седые и торжественные. Горы хранили запах войны и Бога. Катя страстно раздувала ноздри, падала в сугроб и замирала. Снег притрушивал ее лицо и волосы. Она становилась похожей на праздничного индейца. Андрей обмирал от желания. Руки неприлично дрожали. Катя смеялась и обращалась в отсутствие. Умела. Андрей не хотел с ней детей.
Днями она, наверное, лежала на диване. Мыла волосы и готовила еду. Катя не ходила на прогулки и не имела подруг. Книги ее усыпляли. Сильно она умела только мечтать. Иногда в ее голове рождались мысли. Крупные, увесистые, тяжелые. Выстраданные. «От земли, от корней», — раздумывал Андрей. Как правило, это были мысли о нем. Он отшучивался: «Катя, ты что, работала на рентгене?» Но ему становилось тревожно и обидно. Учишься, стараешься, читаешь, преодолеваешь. А кругом — одни самородки. Несправедливость распределения интеллектуальных сил угнетала. Катя была молодой и сильной. Но бесполезной. Не-та-Катя. И это тоже…
Настя заворочалась.
— Ты хочешь о чем-то спросить? — поинтересовался Андрей.