Итак, Джим Гаррисон начал стандартно, со слов: «Есть такая теория».
— … что на развитие европейской цивилизации большое влияние оказало колебание среднегодовых температур, приводящих как к смене сезонов, а иногда и к сильному похолоданию или потеплению климата, ледниковым периодам и прочее. Народы, населявшие Европу, были вынуждены постоянно приспосабливаться, как-то развиваться, изобретать новые технологии, постоянно бороться за выживание всего своего народа. Борьба с природой подстегивала развитие знаний. А народы, Африки, Америки и части Азии, не сталкивавшиеся с такими природными катаклизмами, и жившие в более благоприятных природных и климатических условиях, остались на прошлом уровне. В то время, когда в Европе уже вовсю дымили мануфактуры, большинство остального мира еще жило при первобытнообщинном строе.
— Ага, — начал привычно язвить я. – Зато теперь ваши заводы настолько закоптили все небо, что нам теперь всем грозит очередное потепление климата, прямо как в теплице. Лучше жили бы себе как вот эти – и я махнул в сторону видневшейся вдалеке деревни, просто и без всяких машин, то может и Земля была бы чище и смертность ниже, люди бы до ста лет жили!
— Ну, до ста лет можно было жить всегда! Но вот, правда, в древности средняя продолжительности жизни была тридцать лет… А вот, что касаемо потепления климата, то, насколько я понял, ты имел ввиду так называемый парниковый эффект?
— Да, он самый! – ответил я обиженно. – Не очень люблю, когда со мной начинают разговаривать как с ребенком, но Джимми по-другому не умел.
— На счет того, что заводы и прочие достижения техногенной цивилизации загрязняют нашу планету я абсолютно согласен и это ужасно, — продолжил Джим голосом самого терпеливого учителя в классе с самыми непроходимыми учениками. – Но, а то, что их выбросы вызывают парниковый эффект – это все чушь собачья…
— Стойте, стойте, — снова включился в разговор Джеббс. – А как же – «Есть такая теория»?
Джим рассмеялся:
— А вот тут как раз и нет никакой теории.
— Как нет? – это мы уже с Джеббсом запели хором, немного подпрыгнув, насколько позволяли размеренные полуденной жарой тела. – Все ведь только и говорят, об этом, о парниковом эффекте, как о главной проблеме человечества!
— Ну, говорят и говорят, что с того, — невозмутимо парировал Джимми. – Но вот только теории, как таковой, научной, не только доказывающей, но и хоть как-то обосновывающей это предположение нет.
— Как это нет? — все не унимался Джеббс.
— А вот так – как есть, но только наоборот. Есть ряд докладов комиссии ООН, подкрепленных предположениями некоторых ученых и все. А еще есть большая шумиха по этому поводу.
— А зачем?
— Ну, как зачем? Человечеству нужна глобальная проблема. И чем она глобальней и страшнее, тем лучше. Тем лучше управлять этим человечеством. Раньше у нас раздували проблему коммунистической угрозы, теперь глобального потепления, не переживай, скоро придумают что-нибудь пострашнее, чтобы ты уже боялся наверняка и молился на своих политиков — единственных, кто сможет с ней бороться, а ты будешь наблюдать за их подвигами затаив дыхание и беречь свой голос до выборов.
К слову сказать, Джимми, не смотря на свой постоянный обет молчания, периодически выплескивал на людей накопившиеся мысли или знания. Видно внутри у него им становилось там так тесно, и чтобы куда-то можно было запихнуть новые ему просто было необходимо с кем-то поделиться старыми. Но вы не сочтите Джима за ходячую энциклопедию, такого мистера-всезнайки, который знает кучу чужих мыслей, но не имеет ни одной своей, стоящей. В период сбрасывания Джимом лишних знаний в атмосферу, можно было обнаружить путем анализа, что все они были им как следует переработаны, с добавлением своих идей, причем, иногда ему удавалось выдвигать полностью свои теории, ну или мне тогда казалось, что они полностью его. Просто иногда моя вера в знания Джима Гаррисона была столь непоколебимой, что скажи он мне, что земля круглая и вращается вокруг солнца – я бы поверил бы безоговорочно, даже если бы на самом деле это было не так.
Но одной из моих самых любимых теорий Джима, была та, которую он высказал в седьмом классе накануне каникул, когда мы отличным майским днем, после уроков, пошли за город и валялись там в поле. Все было вроде бы прекрасно: и солнце, и трава, и ветер, и какие-то птички, то щебетали, то принимались летать туда сюда, но я ничего этого не замечал – я был расстроен, что у меня по геометрии за год выходила в лучшем случае тройка. И это будет уже шестая тройка в табеле, а минимум троек, по словам тетушки Джинжер, был уже мною исчерпан еще в прошлом году, поэтому желанная летняя поездка в луна-парк оказалась под реальной угрозой срыва. Джим спросил у меня, чего я такой кислый, ведь все вокруг так прекрасно! Хорошо ему было говорить, ведь ему ставили пятерку, лишь за то, что он приходил на экзамен! И я ответил, что настроение препаршивое, по геометрии будет трояк, в луна-парк и на ярмарку, скорее всего не возьмут, и вообще все вокруг какое-то дерьмовое и сплюнул.