Яичница шипит на сковородке, разбрызгивая масло. В глубокой задумчивости едва не прохлопываю тот момент, когда нужно снимать глазунью с огня. Ее "глазики" уже начали светлеть и покрываться пленкой передержанного желтка. Поспешно снимаю сковородку с комфорки. Гордей терпеть не может, когда желток в глазунье не жидкий. Он это называет "слепой яичницей". Аккуратно перекладываю яичницу на тарелку и ставлю на стол перед Гордеем. Шепчу:
— Приятного аппетита! — и открываю масленку.
Гордей внимательно смотрит на обычное белое масло и спрашивает:
— А что масла с зеленью не осталось?
— Нет, то, что было, ты доел, а приготовить новое я не успела.
Гордей хмурит брови, и, вздохнув, мажет масло на свежую булочку. Он обожает сливочное масло, перетертое с зеленью, а я ненавижу его готовить. Но приходится делать это раз в несколько дней. Мне вообще приходится самой кулинарничать, хотя средства позволяют взять домработницу. В нашем элитном подмосковном поселке я — единственная жена, которая готовит сама.
Гордей не выносит прислугу в доме. Есть приходящая два раза в неделю уборщица, и на том спасибо, что мне не приходится тряпкой махать. По его мнению, еда должна быть приготовлена руками заботливой жены. Гордей настаивал на этом еще в начале брака. Ему было важно, чтобы я крутилась у плиты, чтобы сама жарила и варила. Хотя готовила я всегда так себе. Очень старалась, но если бог таланта не дал, то уже не дал. Это как у нас в балете: есть славные ребята из кордебалета, которые честно исполняют роль массовки и живых декораций, а есть солисты. И вроде все делают тоже самое, но у примы-балерины в каждом движении — магия. А кордебалета — лишь техника. Так и с готовкой: вроде я все делаю строго по рецепту, а получается не особенно вкусно.
Иногда, когда мне хочется побаловать Гордея и изобразить из себя великую хозяйку, я тайком покупаю в хороших ресторанах вкусную еду, разрываю красивые упаковки, перекладываю в домашнюю посуду, и специально убираю все профессиональные украшения: цветочки из морковки, завитушки из зелени, чтобы выглядело естественно, как домашняя стряпня.
Но позволить себе такой обман я могу только в будние дни, когда Гордея нет дома. Если же воскресный обед готовится при нем, а он, как назло, очень любит сидеть за компьютером на кухне во время моих кулинарных страданий, то мне приходится прикладывать все свои усилия, чтобы не испортить блюда. Гордей, будучи перфекционистом, воспринимает кулинарные неудачи не как элементарное отсутствие таланта и умения, а как небрежность и невнимательность к нему самому.
Гордей глубоко убежден в том, что если женщина хочет угодить мужчине и станет упорно учиться готовить, то из нее выйдет настоящий шеф-повар. И поговорка о том, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, принимает у него особый смысл: не любишь, не стараешься, невкусно готовишь. Такая вот замкнутая намертво логическая цепочка. Поэтому ритуалы совместного приготовления пищи по выходным, которые должны, по идее, укреплять отношения и создавать атмосферу уюта, я всегда воспринимала, как проверку на прочность и мысленно проклинала всех психологов вместе взятых.
Из-за этого всего я страшно устаю. Мне приходится быть поваром дома и при этом еще шустрить личной помощницей Гордея на работе. И успевать приводить себя в порядок. И еще куда-то выходить в кино или в театр. Как бывшая балерина я почему-то у нас автоматически считаюсь гидом мужа по искусству. Знаю, что так живут многие женщины, но в элитном поселке, где жены богатых мужей убивают время в дорогих салонах и постят по пятьдесят фото в день в Инстаграмме, я впахиваю, как Золушка. И не потому, что Гордей жадный. Нет, он совершенно не скупой. Просто как заядлый трудоголик, он ненавидит праздное времяпровождение и считает, что женщине нельзя давать скучать, иначе в ее голову могут прийти не те мысли. Элитных жен он на дух не выносит. Поэтому мне приходится быть Шехерезадой: отлично выглядеть, готовить, работать и еще и развлекать своего султана, составляя культурную программу.
— Яичница сегодня удалась на славу. Спасибо! — не глядя на меня, он отпивает кофе, просматривая новости в телефоне, и вдруг начинает тихонько напевать.
Настроение у него преотличное. Давно его таким оживленным не видела. Судя по всему, вчера его игры с русалками удались на славу. Закусываю губу, пережидая острый приступ обиды, и, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально, спрашиваю:
— Ну как вчера было?