— Если ты о сексе, то с этими девочками у меня ничего не было.
Забываю донести чашку кофе до рта, удивленно глядя на него. Ну зачем эта ложь? У нас и так ею все пропитано. Скоро с потолка начнет течь мутная ядовитая жижа вранья.
— Знаешь, Ѓора, тебе не нужно меня жалеть. И врать тоже. Мы ведь договорились, что будем откровенны друг с другом.
— Настюш, у меня как в том анекдоте: ну не шмогла я, не шмогла! — Гордей смеется, берет меня за руку и целует пальцы. — Не поверишь: как заклинило! Наверное, оттого, что я знал, что ты рядом, где-то там, в безразмерном доме Гурджиева. А может быть, потому что сладок только запретный плод, — Гордей притворно вздыхает. — Стоило только тебе разрешить, как уже ничего и не хочется. Так… позажимались малость, пропустили по паре коктейлей, а потом девчонки мне массаж сделали в четыре руки.
— Массаж тоже разный бывает, — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, потому что воображение уже рисует мерзкие картины "массажа".
— Да нет, — отмахивается он. — Не тот массаж, что ты думаешь. Действительно, спинку помяли, шею, и на этом все закончилось. Но знаешь, что главное?
— Что?
— Невероятно кайфовое ощущение, что ты мне доверяешь! Что ты стараешься изо всех сил сделать мне приятно. Пусть даже вот так. Я себя почувствовал, как султан, у которого гарем. Это просто потрясающе! А у тебя как было?
— Да также, как и у тебя. Тоже ничего не было. Так…. массаж и необременительный треп.
— Это хорошо, — серьезно кивает Гордей. — Честно говоря, мне так даже приятнее. Ведь мужчина и женщина это все же не одно и то же. Хотя мы и договорились, что у нас открытый брак. Значит, и ты можешь себе кого-то найти. Но не на вечеринке и не при мне. К такому я не готов. Другое дело, если я этого не вижу, значит, этого не существует. Давай вообще договоримся на берегу соблюдать главное условие: в дом наших любовников не тащить и, по возможности, друг другу не показывать. Все там, все на стороне, — он встает и идет к выходу, но на пороге кухни оборачивается. — Да, кстати, ты поедешь на работу сейчас?
— Нет, мне нужно в салон красоты, волосы уложить. Я позже подъеду.
— Хорошо, удачного дня!
— И тебе, Гора.
Он выходит, и я, наконец, позволяю себе расслабиться и закрыть руками лицо. Боже мой, какой бред! Муж и жена, сидя на кухне за завтраком, обсуждают любовников. И это называется современным подходом? Да к черту! Не нужна мне такая свобода! Кто это все придумал? Если он султан, тогда я кто? Из роли любимой жены меня уволили, значит я — что-то вроде валиде. Да, валиде. Правда, не мать султана, но старшая и вечно дежурная по гарему. И поставляю молоденьких любовниц мужу. Наверное, я средневековая необразованная дура. Но как же мне хочется, чтобы мой муж, рыча, отбивал меня у других. Чтобы ревновал, следил, покоя не давал. Как когда-то, когда мне нужно было выбрать между Гордеем и Аристархом, и Гордей просто с ума сходил, пытаясь не отдать меня сопернику. Где это все? Почему все проходит? И как мне доиграть эту роль? Господи, дай мне сил!
Пусть лучше будет властным собственником, чем вот так. Если бы я только любила его чуть меньше! Если бы…. я бы, наверное, предпочла уйти от него, утроиться на работу, а лучше на две, и самой растить Белку. Но я не могу заставить себя с корнем вырвать его из сердца. Это какое-то страшное проклятье: любить его, угождать во всем, унижаться. Если это и есть настоящая любовь, то почему на ней все так помешаны? Это не счастье, это вечная боль. Разорванная пополам душа, выжженое ревностью к другим бабам сердце. И постоянная необходимость молчать, терпеть и улыбаться. За что, Господи, ты так наказываешь меня?
В этот момент раздался пронзительный звонок "Ватсапа" и на экране моего телефона высветилось: "Белка". Я поспешно приняла видеозвонок.
— Привет! А что папа уже ушел? — огорченно протянула дочка. — А я так старалась подгадать, чтобы вас вместе застать.
— Подожди, он еще дома, в спальне. Пошел одеваться. Гордей! — кричу я и бегу с телефоном к лестнице, которая ведет на второй этаж, в спальню. — Дочка звонит!
— Уже иду! — Гордей спешит вниз по лестнице, на ходу завязывая галстук.
— Мам, пап, у нас тут туса в летний лагерь во Франции намечается. Хочу поехать со всеми, но мне нужно разрешение от обоих родителей. Чтобы две подписи было.
— Я сегодня же все вышлю, не волнуйся, — поспешно заверяю я. — Ты как, моя хорошая?
Гордей молча кивает и отходит в сторону.
— Мам, папа из ракурса пропал. Покажи мне его! — она вытягивает шею, пытаясь рассмотреть Гордея в глубине гостиной.
При этом она подносит ко рту булку, щедро намазанную шоколадной пастой. И аппетитно откусывает, чуть подняв верхнюю губу и сильно прикусывая вкусняшку двумя передними зубами, между которыми виден большой зазор. Поэтому я и прозвала ее Белкой.