Адвокатская привычка сработала на автомате. Конечно, красавиц Гурджиев подбирал лично и должен был продумать такие нюансы. Но лучше подстраховаться. Что позволено Юпитеру — не позволено быку. Гурджиеву при любом раскладе за развлечения с малолетками ничего не будет. А вот Гордей до такого уровня вседозволенности точно еще не дорос.
— А то! Мне целых девятнадцать! Хочешь, паспорт покажу? — прошептала русалка и пощекотала языком мочку его уха. — Он у меня здесь, в трусиках, — она взяла руку Гордея и положила на нежную теплую кожу под прозрачной юбкой.
— Спасибо, верю на слово, — Гордей отдернул руку, не удержавшись, ущипнул ее за тугую попку и отхлебнул коктейль.
— А меня даже не спросил, — обиженно надулась вторая русалка. — Я что такая старая, да? Выгляжу уже на двадцать лет?
— Что ты! — Гордей в ужасе округлил глаза. — Так долго люди не живут! Нет, конечно!
Русалки захихикали и потащили его в маленький гостевой домик за кустами жасмина. Гордей подчинился. В конце концов, для чего еще его сюда пригласили? Кроме приятного времяпровождения, главной целью было: совместно с женой набраться адреналина, чтобы удержаться в браке.
Не ради Гордея — для него все уже окончено. Но Настя попросила дать их отношениям второй шанс. А Гордей до недавнего времени всегда исполнял ее просьбы. Или почти всегда. При ее характере ревнивой собственницы было очень сложно принять такое решение. И Гордею даже льстило, что ради любви к мужу она готова переступить через себя.
Настя так и не поняла, почему все вдруг начало разваливаться. Много лет, целых одиннадцать, начиная с того самого самого дня в 2008 году, когда Гордей вернулся со стажировки из-за границы, нашел Настю одну с дочкой на окраине Москвы в какой-то страшной халупе, и немедленно выдернул из этого ада, он чувствовал себя спасителем. И это было упоительно! Знать, что женщина, которая лежит под тобой, обнимая тебя сильными ногами, зависит от тебя полностью. Что ты спас ее и ребенка. Своего ребенка, о существовании которого сначала даже не знал, не догадывался.
Но дочь росла. И сходства с Гордеем становилось все меньше. Наоборот, в ней явственно проступали черты Аристарха — того самого козла в белых рейтузах, который скакал по сцене Большого, и первым сорвал цветок Насти, хотя как соперник, и в подметки не гордился ему, Гордею. И вопрос: "А действительно его ли это его ребенок?" все чаще не давал Гордею уснуть по ночам. И из рыцаря и принца на белом коне он постепенно превратился в лошка, которого грамотно использовали. Кому приятно узнавать в ребенке чужие черты? Если бы он заранее знал, что Белка — дочь Аристарха, он бы воспринял это нормально. В конце концов, ему ли как адвокату, не знать сколько мужиков растят не своих детей?
Но он ведь привык видеть бесконечно благодарный и влюбленный взгляд Насти. Он привык ей верить. А в последнее время ему все время кажется, что этот взгляд фальшивый. Что за ним прячется тонкая усмешка:
— Посмотри, Гордей, как я тебе благодарна, как я тебя люблю!
А его за спиной тихий смех. И из-за этого ощущения фальши у него вдруг перестало с ней получаться в постели. Неутомимый и ненасытный в сексе, Гордей начал давать сбой. Едва его кавалерия победно врывалась в осажденный город жены, кони уставали и ложились отдохнуть. Причем засыпали, как убитые. И ничего не могло их разбудить. Ни игры, ни смелые ласки, ни уговоры. Мужское достоинство Гордея безвольно повисало, как приспущенные в трауре флаги на башнях.
Сначала он грешил на Настю, на железные мышцы балерины, которые слишком крепко сжимали его гордость. А потом понял, что дело не в ней, а в нем. Одиннадцать лет он рвался наверх, в высшую лигу адвокатуры. Осень сменяла лето, весна — зиму, а у него не было времени даже подумать и подвести итоги. Наверх! Наверх! И когда он добрался до вершины и стал одним из самых цепких и дорогих адвокатов Москвы, купил шикарный дом в элитном поселке, две дорогие машины, отправил дочь учиться в закрытую школу в Англии, где с ней за одной партой сидели дети российских, и не только, олигархов, то у него вдруг появилось время подумать. И все пошло прахом.
Сами собой возникли ненужные вопросы. И Настя больше не была его девочкой, которую нужно прятать за спиной, зубами выгрызая для нее счастье. Несмотря на блестящее образование и широкие взгляды, Гордей в глубине души считал, что все должно идти как заведено веками: мужик борется за свою женщину со всем миром, принося в зубах мамонта. А женщина, теплая и покорная, обнимает его собой, благодаря за борьбу во имя тепла семейного очага. Покорность в Насте еще осталась, но казалась больше хитростью. Поэтому не умиляла и не возбуждала, как раньше, а даже временам раздражала. Ему хотелось схватить ее, встряхнуть так, чтобы голова безвольно мотнулась назад, дать пару оплеух и закричать: