Горло перехватывает от боли… Руки сжимаются в кулаки, когда я иду в сторону кровати, словно в свинцовых туфлях.
Каждый шаг отдается таким стуком в сердце, словно лопается барабан.
Сглатываю, наклоняясь к боку мужчины, почти касаюсь пальцами родимого пятна и светлых, еле видных букв. А.Л.Е.Н.А.
Резко убираю пальцы, словно получив ожог. Не может быть. Боже, не может быть. Через столько лет. Так далеко от места, где видела его в последний раз. Где он кричал, что найдет меня. Где я верила ему. Где я верила… В чудо.
Закрываю глаза и прикусываю кулак. Не хочу кричать. Кажется, что кто-то льет на голову жидкий металл, сжигая меня дотла. От осознания.
Жив. Здоров. Богат. Чертовски красив. Трахает шлюх. Трахал меня….
А кто я?
Шлюха.
«Привет, Никита, помнишь подружку детства. Да, да, это именно та, кто сегодня сосала твой член и согласилась дать в жопу, как только ты проснешься.».
Это я должна буду ему сказать? Человеку, мысли о котором помогали держаться так долго? Не скатиться в пропасть порока и смерти окончательно.
Меня трясет, внутри буря. По щекам льются слезы, и я поднимаюсь, хватаю сумку, бегу к двери и уже её открываю, но резко захлопываю обратно.
Надеюсь, что он проснется? Но нет. Он спит, а я одна. И всегда буду одна.
Руки с сумкой сами поднимаются, и я со всхлипом высыпаю содержимое в центр комнаты. Долго наблюдаю, как валятся банкноты, как и валится последняя надежда на нормальную жизнь.
Я не хочу видеть в его глазах презрение и разочарование. Еще более я боюсь, что он не узнаёт меня при свете дня. Что вообще забыл меня.
Пятнадцать лет не малый срок, но я верила, что стоит нам только заглянуть друг другу в глаза и мы все поймем…
Наивность мне не присуща. Но Никита единственное светлое воспоминание. Пора стереть из жизни и его.
Забираю только сумку и пару банкнот. Свою реальную стоимость. Бросаю отчаянный взгляд на кучу денег, которые плачу за всю ту поддержку, что оказывал мне образ Никиты, и ухожу.
Долго брожу по улицам города, прокручивая как остатки детских воспоминаний, так и события ночи.
Подхожу к дому, где снимаю комнату. Снова вдыхаю привычные запахи выгребной ямы и внимательно смотрю, чтобы рядом не было машин и людей Марсело.
Но стоит мне подняться на свой этаж, собрать то немногое, что у меня есть, как в дверь стучат.
Я, почти выбросившая мысли о ночи, до боли закусываю губу.
А вдруг? А вдруг Никита? Прошло четыре часа. При желании меня можно найти. Не ради этого ли я оставила все деньги?
Но было ли у него такого желания? И что я хотела доказать?
А если это Марсело…Дерьмо… Придется лезть по крыше на другой дом, чтобы сбежать.
Новый стук, рюкзак на спине, и непривычно холодный голос:
— Открывай, Лина… Или Алена.
Радость бурным речным потоком несется в тело, и я смело подпрыгиваю, распахиваю дверь.
Только вот радости на лице Никиты, уже полностью облаченного в приличную одежду, я не вижу. Я ничего там не вижу. Холодная маска. Даже призрения я не достойна?
Он грубо заталкивает меня в комнату, задирает футболку, нащупывая пальцами родимое пятно. Обжигая холодом кожу. И резко отшатывается.
— Сука…
А я только и могу умиляться, смотря, что его темные волосы на ярком солнце переливаются красным. Рыжий. Он все такой же рыжий.
— Алена… — выдыхает он, смотря на меня в упор мрачными небесами глаз. Быстро оглядывается и уже по-русски выдает: Пиздец, клоповник.
Пинает старый стул, служивший мне и столом, и несколько секунд трет лицо. Вид у него замыленный, сердце нежно сжимается. Он меня искал. Искал…
Поворачивается и только хочет что-то спросить, как дверь сотрясается от удара.
— Лина, шлюшка, выходи! Время вышло!
Глава 9
— Кто это? — спрашивает Никита, и я сглатываю. Очень не хочется отвечать…
Но в дверь так долбят, что это отдается пульсацией в висках. И Никита ждет ответа.
— Марсело… — выдавливаю из себя, впиваю ногти в кожу ладоней. Сама не знаю, что хуже. Что Никита узнает, что у меня есть сутенер. Или вооруженные парни Марсело.
— Любовник?
Качаю головой. Хуже.
— Сутенер? — сам догадывается он, и я быстро киваю, скашиваю глаза в сторону дрожащей от напора хлипкой голубой двери. Только чтобы не видеть, как Никита, стиснув зубы, выдает: «Заебись» по-русски.
За дверью крики становятся громче. Сейчас дверь будут ломать. Он решительно (или глупо?) идет к ней и сразу распахивает.
Хочется крикнуть: Стой! Но уже поздно. Часовая бомба замедленного действия моей жизни уже готова взорваться. И я не знаю, к чему это может привести.