Пингвины исчезли. Туда-сюда летали чайки, белые и розовые, а к воде подбегали звери породы собаковых по названию голубые песцы.
Они ели дохлую рыбу, выброшенную волной на берег.
Я взял одну такую рыбину, унес и определил ее по справочнику. Это была мойва. А галька-то на берегу вся обкатанная, и море серое. Пахнет оно водорослями.
Вскоре явились киты. Они со свистом дышали, фыркая, выпускали водяной пар. Киты! Ну, если это бред, то прекрасный бред.
…Китов было несколько: бухта им понравилась, они ныряли за какой-то китячьей пищей, играли. Я же сплел лески и устроил себе замечательную рыбалку на донные удочки. На приманку я употребил дохлую рыбу, валявшуюся на берегу.
Клевала треска, сильная, бодрая, стройная рыба, при подсечке выскакивающая из воды как бы в слое жидкого стекла. Я наловил много. Но есть не решился.
Море… Теперь часто я сидел у воды: волна набегала и уходила, помогая мечтать. Плескались киты. Я глядел на них. Не скоро я пришел к убеждению, что надо построить судно, что-нибудь вроде струга с квадратным парусом. На нем получить дополнительное удовольствие от моря, рыб, чаек, китов.
И много позднее мне пришла идея об охоте на китов: долго я не мог думать о них как о добыче. Не смел.
Да и к чему мне кит? Охотник не просто охотится, он преследует нужную добычу.
Кит?.. Что с ним делать?.. Есть его?..
Но почему, спрашивается, мне попадалась именно та дичь, за которой гонялись мои предки? Изобретатель… Что он такое сделал с планетой?
Потом, когда было слишком поздно, планетологи предположили страшное. Они решили, что Изобретателем планета была сделана живой насквозь, что он связал все процессы, шедшие и в плазменных озерцах, и в глубинах шара. Связал, внеся во все нашу родовую память. Но как?.. Сильны Коновы! Ничего не скажешь…
У меня образовалась превосходная коллекция ружей. Благо были и металл, и отличные помощники.
Бывало, изобрету что-нибудь для определенной охоты, разработаю конструкцию, дам заказ - вечером! - утром нахожу готовое оружие.
Ну, здесь все понятно. А вот что мне хотелось бы знать: откуда брались охотничьи собаки?
И еще - отчего я не пугался фантомов? Как предок?
Мне полагалось испугаться и дать сигнал Всесовету.
Или я доверился работе Изобретателя? Он ведь Конов, он не мог сделать вредное человеку.
…Любимым ружьем в конце концов стала бескурковка двадцать восьмого калибра. Смешно это звучит - двадцать восьмой калибр!
Предки-оружейники додумались делить фунт свинца на двадцать восемь частей. Из каждой они делали круглую пулю диаметром 14,8 миллиметра. Это и было калибром ружейного ствола.
Отличное ружьецо! Я бил из него бекасов влет и без промаха.
Придумывал это ружье я сам, следуя внешнему образцу по фото, на котором один мой предок снят с таким ружьем.
Предок, гласило семейное предание, успешно сочетал два тонких занятия - охоту и хирургию. Но его погубило пристрастие к оружию малого калибра: он охотился на кабана и ранил его. А пуля-то была мала. И траурная фотография (предок с ружьем в руках) повисла на стене, врезанная в натуральную деревянную подставку.
А теперь о бекасах… Когда морю вздумалось стать мелким болотом, поросшим осокой, камышом и пушицей, на нем изобильно расселась некрупная птица: дупеля, гаршнепы, бекасы.
Те самые, что летали (на Земле) с огромнейшей быстротой и к тому же зигзагами. И рассчитать встречу 25 граммов дроби, летящей со скоростью 300 метров в секунду, с вертлявой птицей было трудно.
Поразившим меня открытием была красота болот. Они, травяные и мелкие, были фантастично хороши.
Я бродил в их мелкой теплой воде, держа ружье наизготовку, отодвинув его от себя, чтобы стрелять немедленно.
Плескалась вода, шуршала осока. В душе тлела точечка, горячий уголек, надежда подстрелить бекаса. Убитый, он исчезал, стоило мне отвернуться. Это делало охоту радостной.
И ружье теряло вес. Оно было такое удобное (уж и повозились гномы с прикладом), будто мы с ним и родились, и выросли вместе.
На стволы его гномы пустили сталь-нержавейку, расплавив запасной костыль станции; колодку ружья сделали из металла помягче. Приклад был пистолетного типа, отделан под дерево, спусковой курок один на оба ствола.
Я сделал запас нитроклетчатки и дроби.
На другие охоты я брал иное ружье. Постепенно у меня появились сети, два арбалета и даже лук со стрелами. Было шесть дробовиков, один восьмого калибра, с резиновым наплечником.
Тяжелое, мощное ружье. Оно подымало заряд дроби в 67 граммов. Из него я бил гусей. Но после того, как планета (или что там, не знаю) пошутила надо мной, я стал делать все оружие с обязательным ракетным стволом.