— Ты хочешь ко мне?
— К тебе. Да.
— Ну хорошо, чудик. — Он улыбнулся. И Кайли тоже. Бесценное время… И снова запищал хронометр, где-то среди одежды, сваленной на деревянном полу.
Тоби, поднявшийся к холодильнику за грейпфрутовым соком, спросил:
— Что с твоими часами?
— Обратный отсчет, — ответила Кайли, разглядывая его тело.
— Перед чем?
— Перед завершением нынешнего цикла. Перед концом петли. Тоби стал пить из бутылки; кадык задвигался под кожей.
Кайли получала удовольствие, наблюдая. Вот закончил пить, закрутил крышку…
— Петля, ну надо же… — Покачав головой, он поставил бутылку обратно в холодильник. Снова мелькнула его вторая татуировка: крест в лучах света на левой лопатке.
— Тебе ведь креста своего не видно, — сказала Кайли. Тоби лег рядом.
— Зачем мне его видеть. Я знаю, что он там. Прикрывает тылы.
— Ты католик?
— Нет.
— Моя мама католичка.
— А мне просто симпатичен Иисус, — сказал Тоби.
— Кто из нас еще чудик.
— Уж точно не я.
Кайли поцеловала его, но ласки продолжить не позволила, мягко отстранилась:
— Отвези меня в одно место.
— Куда?
— В дом моей бабушки. — Она имела в виду, конечно, прабабушку, но не решилась пуститься в объяснения, сколько минуло времени снаружи Купола.
— Прямо сейчас?
— Да.
Белый дом в Куин-Энн-Хилл[3] стоял на улице, засаженной раскидистыми дубами. Солидный, каркасный… И по соседству такие же, уютные и красивые. Кайли прижалась носом к пассажирскому окну «жука», как называл Тоби свой автомобильчик.
— Это здесь. Останови.
Тоби подъехал к тротуару, выключил двигатель. Кайли переводила взгляд с выцветшей фотографии в руках на дом. Мать ее матери сделала снимок всего за несколько недель до конца света: прадедушка и прабабушка Кайли стоят, обнявшись, на веранде, машут руками и улыбаются.
Сейчас на веранде никого не было.
— Всю жизнь я глядела на эту фотографию… И вот он, настоящий.
— Ты здесь ни разу не была?
Кайли покачала головой. Одновременно подал сигнал хронометр.
— Как там с нашим отсчетом? — спросил Тоби.
— Восемь часов.
— А что случится в полночь?
— Все начнется заново. Конец — это начало. Он рассмеялся. Кайли — нет.
— Выходит, начнется воскресенье. Так? А потом пойдет отсчет до понедельника?
— Нет, не воскресенье. Повторится тот же самый день.
— Две субботы? Неплохо.
— Не две субботы. Одна. В очередной раз девятое ноября начнется. А потом снова оно. И так без конца.
— Ну, раз ты говоришь…
— Можешь смотреть на меня так, сколько влезет. Мне все равно, веришь ты или нет. Только знаешь что?
— Что?
— Сегодня очень хороший день. Правда, хороший.
— Это девятое ноября для тебя.
Кайли улыбнулась, поцеловала его. Вкус губ, чувства, запахи… Ощущения захлестнули новой волной.
— Пойду погляжу на моих стариков.
Кайли вышла из машины, миновала лужайку, усыпанную яркой осенней листвой, поднялась на веранду, обернулась посмотреть, не уехал ли Тоби, ждет ли в своем желтом автомобиле. Ее друг. Ее возлюбленный.
У двери она остановилась, не решаясь постучать. В доме раздавалась громкая музыка, смеялись люди. Кайли огляделась. Оранжевый лист, игриво подхваченный ветром, слетел с ветки и, кружась, опустился на траву. Небо сияло чистой, студеной синевой. Позже сгустятся тучи, пойдет дождь. Кайли знала о сегодняшнем дне все. С малолетства ей рассказывали эти истории. Последний день мира. Великолепно сохранившийся экспонат для инопланетных Туристов и ученых. Некоторые считали произошедшее трагической случайностью: иной разум создал трещину в пространстве, что разрушило материю реальности Земли. Кайли же думала, что все дело во внезапности. Не было ни оккупации, ни захватнических армий. Они пришли, уничтожая все вокруг, намеренно или без злого умысла… Выживших не замечали вовсе. Купол — вот единственное, что их интересовало в отношении бывших хозяев планеты.
Но это уже прошлое. История. Сейчас Кайли волновало другое. Зная об этом дне все, она никогда не задумывалась, каким он был на самом деле, не догадывалась о его сути, чувственном наполнении, непередаваемой красоте и жизнеутверждающей цельности. Все ее существо вдруг пронзил пульс чистого восхищения и на миг посетило истинное, безграничное счастье.
Она постучала.
— Да? — Женщина за пятьдесят, блестящие зеленые глаза, мягкие морщины вокруг рта — улыбчивая. Как и дом, она словно картинка, которая вдруг ожила. Будто бабушка вновь показывает Кайли выцветшую, потрепанную карточку.
— Здравствуйте.
— Вы что-то хотели? — спросила живая фотография.
— Нет. То есть я бы хотела узнать у вас кое-что. Как же знакомо это выражение ожидания на лице!
— Хотела спросить, как вам сегодняшний день. Нравится он вам? Действительно ли он для вас хороший?
Удивленный поворот головы, неуверенная улыбка, надежда, что вопрос без подвоха, а девушка на пороге опасности не представляет.
— Это опрос, — поспешила заверить Кайли, — школьное задание.
Показался мужчина лет шестидесяти.
— Что тут? — взглянул на гостью поверх очков.
— Опрос счастья, — рассмеялась прабабушка Кайли.
— Ах, опрос счастья. — Он обнял жену за плечи и добродушно притянул к себе.
— Да, для школы, — кивнула Кайли.
— Что ж, я счастлив и доволен, как слон, — заулыбался прадедушка.
— О, я тоже слон, — подхватила супруга, — весьма довольный.
— Спасибо.
— Да не за что. Боже, деточка, у вас такое знакомое лицо.
— У вас тоже. До свидания.
Сев в машину, Кайли взяла Тоби за руку. На Окраинах был один паренек. Бессильный, как и все мужчины там, но ему нравилось проводить с Кайли время и прикасаться к ней. И он не был против смотреть с нею фильмы, от которых Старик, например, становился угрюмым и злым. Руки у того паренька всегда оставались холодными и бесстрастными. И не его была вина. Лучший свой вечер они провели в полуразваленном доме у костра, который поддерживали обломками мебели. С собой у них был томик стихов, так что они читали друг другу по очереди.
Смысл большинства строк оставался для Кайли загадкой, но ей нравилось, как звучали слова, как складывались в предложения необычным порядком. Снаружи бушевал нескончаемый шторм, исполинские молнии разрезали небо, озаряли вспышками одинокую, почему-то уютную комнатку с костром посредине.
Здесь, в желтой машинке, рукопожатие Тоби было теплым. Дружеским, глубоко личным. Сокровенным.
— Ну, как там?
— Они счастливы.
— Здорово. Куда теперь? Кайли посмотрела на него:
— Если бы ты знал, что сегодня последний день твоей жизни, что бы стал делать?
— Нашел бы чудаковатую девчонку и занялся с ней любовью.
Они поцеловались.
— А еще?
— Э…
— Учти, из Сиэтла ты уехать не можешь.
— Почему?
— Потому что ты застрял под Защитным Куполом во временной петле. Кажется, что люди свободно перемещаются за пределы города, но на самом деле это не так.
Тоби приблизил к ней лицо, посмотрел пристально, пытаясь понять, в какую игру она играет. Потом усмехнулся:
— Не хотел бы я, чтобы такое и впрямь случилось.
— Я тоже.
— А сама бы ты чем занялась в свой последний день?
— Нашла бы чудаковатого парня, который чинит все подряд. Пусть бы и меня починил.
— Ты же не сломана.
— Сломана.
— В самом деле?
— Давай покатаемся. Устроим пир. Отведаем самое лучшее, что только можно представить.
— Идея хорошая.
— А потом к тебе.
— А как же отсчет?
— Да черт с ним. — Кайли отключила таймер. — Все. Нет отсчета.
— Пиццу любишь?
— Не знаю. Что это?
Кайли задремала на широкой низкой кровати Тоби. Она не привыкла к такому количеству сильных эмоций, к обильной еде и питью, к любовным ласкам.
Звук падающей с неба воды… Вздрогнув, Кайли открыла глаза, не в силах припомнить только что увиденное во сне. Шел дождь, но как он отличался от нескончаемых ядовитых ливней ее мира! Уличный свет бросал зыбкую, текучую тень на изножье кровати. Кайли вспомнила сияющий фонтан на набережной. Как уютно здесь, в полумраке спальни… Спокойно. Безопасно. Часы на тумбочке возле кровати Кайли проигнорировала: лучше не знать, когда все закончится.