Так завелось, что каждое утро мы вместе с Ольгой ходили в пищеблок. Проходя мимо этажерок с энергетическими тюбиками, она неизменно выбирала молочный экстракт (это выжимка кокосового ореха, выращенного на Закупольной ГМО плантации), ячнево-гречневую смесь и сливовый мусс (крупы, овощи и фрукты выращивались там же). Я же, напротив, предпочитала выбирать. Выбор в пище и научной сфере — это единственное, что у нас есть в новом мире. Всё остальное должно четко следовать системе. Иногда я выбирала рыбную массу и творожный десерт, совершенно несовместимые, по мнению Ольги, тюбики. Иногда я останавливалась на черничном желе и свекольно-морковном соке. Адское сочетание, как однажды выразилась Ольга, после прохождения эпохи христианства на истории старого мира.
Сегодня был волнительный день для меня — день открытия факультативов (я ждала этого дня целый, бесконечно долгий и мучительный, месяц). С самого утра я не могла не думать ни о чем, кроме факультатива по энтомологии. Ведь на нем я увижу Михаила! Месяц — это долгая, мучительно невыносимая разлука. На завтраке я машинально схватила вслед за Ольгой молочный экстракт и ячнево-гречневую смесь, на что моя соседка отреагировала изумленно раскрытыми глазами:
— Ты случаем не заболела? Как это ты решилась на крупяной завтрак?
Против обыкновения, сегодня эта её реакция на мои каждодневные бунтарские выходки осталась без моего внимания.
— Может, тебя отвести в медкорпус? — громче спросила Ольга, уже всерьез обеспокоенная моей отрешенностью.
— Какой медкорпус? Даже не думай, — был мой ответ. Я реально испугалась, что она заявит о моем неадекватном поведении.
Ведь день она на меня косилась, пытаясь понять, что творится в моей голове. Подумаешь, отказалась от выбора в пищеблоке. Подумаешь, пару раз невпопад ответила на вопросы учителей. У каждого бывает не «его» день. Но когда я таким образом ответила Ольге на её вопрос о моем физиологическом состоянии, её такой ответ крайне не устроил:
— Давай, выкладывай, что с тобой? Я чего-то не знаю?
— Да всё нормально, — попыталась выкрутиться я стандартной отговоркой. Но не тут-то было. Под напором её вопросов и под угрозой сдать меня медикам, я, наконец, решила поведать ей о моих опасениях.
— Не переживай. Я просто немного нервничаю из-за открытия факультативов, — объяснила я свое странное поведение.
— Так вот в чем дело! Так бы сразу и сказала. Боишься, не возьмут?
— Ага, есть такое опасение.
— И куда ты решила податься?
— На языки старого мира, — попыталась соврать я (хотя, почему соврать, туда я действительно собиралась записаться).
— На языки тебя по-любому возьмут. Ведь тебя прочили в лингвисты. Я думаю, не в этом проблема, так ведь?
— Не в этом, — призналась я. — Мне нужно на энтомологию.
— Не хочешь ли ты сказать, что собираешься стать добровольцем?
Снова это наивное испуганное личико с широко раскрытыми глазами.
— Собираюсь. И это уже решено, — с вызовом ответила я.
— Но ты не можешь! У тебя нет подготовки для жизни за куполом. Тебя даже от физзанятий освободили.
— Пройду и физзанятия, какой-нибудь экспресс-курс. Не страшно. Пусть меня еще раз обследуют и отменяют диагноз. Добровольцам везде дорога.
— Этого я и боюсь. Как добровольца тебя примут и…
— Что и..? Продолжай.
— Ты погибнешь там. У тебя… нет шансов.
— С чего это ты взяла?
— Ты ведь… — Ольга тщательно подбирала слова, будто боясь обидеть меня. — Ты — не как все. Я это вижу. И другие это видят. В тебе есть мутация. И диагноз об этом говорит.
— То, что я не вижу смысла в системе, не говорит о том, что я мутирую! — сказала я громко, с вызовом, так что все обедающие с интересом уставились на нас с Ольгой.
Но она, казалось, не собиралась отступать:
— Хорошо. Иди в добровольцы. Погибай там. Ты ни о ком не думаешь, кроме себя! — выкрикнула Ольга и убежала из пищеблока.
Я совершенно ничего не поняла. Почему она так отреагировала? Даже если я погибну там, за куполом, что с того? Меня заменят вновь появившимся архивариусом, и всё. Открутивший винтик заменят новым, блестящим, точно таким же винтиком.