Но мальчишки из Разумовского пансиона были равнодушны к стихам, а может быть, и смеялись над Сашей. Они уважали только силу и какие-нибудь выдающиеся способности. Куприн быстро понял, как можно здесь выделиться: он увидел, каким восторгом были окружены братья Дуровы, Владимир и Анатолий (будущие знаменитые дрессировщик и клоун). «Это было в 1879 году, — вспоминал писатель. — Мы жили по соседству с Дуровыми. Бабушка его (Анатолия Дурова. — В. М.), очаровательная старушка, вечно огорчалась “коленцами” своего внука»[19]. Хорошее, домашнее «жили по соседству». На самом деле бабушка Дуровых была пансионеркой Вдовьего дома, и именно там Саша встречал ее внуков Анатолия и Володю. И немел от восторга: у старшего, Владимира, то воробей из кармана вылетит, то лягушка квакнет, то крыса на плече повиснет. Младший, Анатолий, так изобразит клоуна, как никто не может, крутит сальто, ходит на руках! Уже тогда Саша понял, что артисты — это небожители. Вот кто всегда будет окружен славой. «Тайно я благоговел перед ним, но он меня не замечал», — признавался Куприн[20].
Эта горечь показательна. Сашу долго не будут замечать, и потом он обвинит мать в том, что с раннего детства страдал тяжелыми комплексами: «Это она была первой причиной того, что вся моя душа загажена, развращена подлой трусостью. Она рано овдовела, и мои первые детские впечатления неразрывны со скитаньем по чужим домам, клянченьем, подобострастными улыбками, мелкими, но нестерпимыми обидами, угодливостью, попрошайничеством, слезливыми, жалкими гримасами, с этими подлыми уменьшительными словами: кусочек, капелька, чашечка чайку... Меня заставляли целовать ручки у благодетелей — у мужчин и у женщин. Мать уверяла, что я не люблю того-то и того-то лакомого блюда, лгала, что у меня золотуха, потому что знала, что от этого хозяйским детям останется больше и что хозяевам это будет приятно. Прислуга втихомолку издевалась над нами: дразнила меня горбатым, потому что я в детстве держался сутуловато, а мою мать называли при мне приживалкой и салопницей» («Река жизни»). Саша уяснил, что он очень некрасив, очень беден, ничтожен и ни на что в жизни не имеет права. В этой убежденности он перешел из младшей, дошкольной группы пансиона в подготовительный класс для поступления в военную гимназию.
Можно долго гадать о том, как была решена его судьба. Была ли армия осознанным выбором его матери, убежденной в том, что обязана посвятить мальчика Александру Невскому, сделать его воином? Или никакого выбора не было? Не было у Любови Алексеевны такой роскоши: вникать, какие склонности у ее сына. Надо было сделать так, чтобы он гарантированно был одет и сыт.
В августе 1880 года Саша Куприн выдержал вступительные экзамены во 2-ю Московскую военную гимназию, которая вместе с 1-й Военной гимназией располагалась в Лефортове. Кто бы мог подумать, что это мрачное и безликое заведение станет для него тем же, чем Царскосельский лицей для Пушкина. Здесь он продолжит поэтические опыты и приобретет у однокашников славу поэта.
Начало военного воспитания Куприна совпало с первыми годами царствования Александра III. С этим императором будет связана вся армейская биография будущего писателя: кадетом он напишет стихотворение «На день коронации» (1883), юнкером будет стоять во фронт перед государем на Красной площади, пехотным подпоручиком будет сожалеть о миротворческой внешней политике царя и деградации армии, наконец, оставит службу практически одновременно с кончиной императора. Жизнь сложится так, что он будет косвенно связан с сыном Александра III, великим князем Михаилом Александровичем, и непосредственно, по переписке, с его дочерью великой княгиней Ольгой Александровной.
Согласно реформам императора, в 1882 году Сашина военная гимназия была реорганизована во 2-й Московский кадетский корпус, и он стал кадетом. Об этом времени напоминают два его портрета. Первый — известный: худенький большеголовый мальчик в форменной курточке, положив перед собой фуражку, грустно смотрит мимо объектива. Второй снимок совершенно неизвестный. На нем уже повзрослевший кадет Куприн... в очках.
19