Следующее утро приносит известие о гибели Желткова и это действительно самоубийство. Вскоре приходит и его последнее письмо к Вере, в котором он просит за все прощения и говорит о любви. Она плачет, ей очень жаль этого незнакомого ей человека. Показывает письмо мужу и просит разрешения поехать посмотреть на тело юноши. Супруг ей разрешает это сделать и сообщает, что этот мальчишка ее действительно любил, по-настоящему, беззаветно. Он не был сумасшедшим.
Вера Николаевна приходит в квартиру Желткова, чтобы проститься с ним. Понимает, что пропустила ту чистую, волшебную любовь, о которой говорил генерал Аносов. Оставляет красную розу в изголовье трупа и, уходя, получает от хозяйки квартиры клочок бумаги, на котором написана рукой юноши фраза о самой лучшей сонате Бетховена. Она плачет.
Возвращается поздно вечером домой и застает только пианистку Женни – свою давнюю подругу. Она очень рада ей и просит что-нибудь сыграть для нее. Женни играет ту самую Вторую сонату Бетховена, а в душе у Веры хаос. Она горько плачет. Понимает, что музыка сочетается с последними словами из письма молодого человека и каждая строчка заканчивается фразой: «Да святится имя Твое». Скорби княгини нет предела, ее душа разрывается.
Обеспокоенная пианистка спрашивает, что случилось, на что Вера Николаевна констатирует – он простил ее, теперь все хорошо.
Ю-Ю
Ее кличка была «Ю-ю», которую придумал трехлетний ребенок и изначально это был маленький пушистый комочек, пивший молочко из блюдечка, гонявшийся за мухами, смешно игравший лапкой с бумажками и собственным хвостом. Совершенно незаметно этот комок стал большой, гордой прекрасной кошкой, первой красавицей в городе.
Рассказ перемежается с обращением к маленькой Нике с наставлениями: не совать пальчик в рот, слушать внимательно, не крутить ушко Бобика, словно шарманку.
Чудесная кошка была каштанового цвета, с рыжими пятнами на груди, белым воротничком, пушистым хвостом и штанишками на задних лапках.
Далее длинное размышление о том, что каждое животное по-своему уникально. Будь то лошадь или гуси – умнее и преданнее их не найти.
Кошечка обладала своим особенным характером, спала в доме, где хотела, но больше любила газетные стопки. По утру ласково тыкалась мордочкой в лицо и говорила: «Муррм!» – это был ее способ общения. С помощью него она легко могла выразить восторг или негодование, радость или тревогу. Она никогда не мяукала, этого звука ей было достаточно. Краткое «Муррм» означало просьбу следовать за ней. Поутру она требовала открыть ей детскую, где спал четырехлетний мальчишка со своей матерью. Сначала Ю-ю здоровалась с хозяйкой, затем ловко запрыгивала в кроватку к мальчику, где приветствие было долгим и бурным.
Ю-ю никогда ничего не просила, но прекрасно знала время возвращения юноши из мясной, улавливала его шаги издалека и радостно устремлялась навстречу говядине. Мальчуган угощает ее свежим мясом, но погладить себя она не позволяет даже ему, ведь она – царица: наполовину сибирская, наполовину державная бухарская. Все, что не касается лично ее или ее дома – пустяк, на людей она смотрит повелительно холодно и иногда позволяет им быть рядом.
Автору нравится выполнять распоряжения пушистой красавицы: чем бы он ни был занят, если она хочет пить, то следует немедленно подчиниться, открыть воду или вовремя накрыть газетой, под которой она любит отдыхать. Приказания она отдает почти молча, одними глазами и коротеньким «Мррм». Когда автор работал по ночам, кошка неизменно оказывалась рядом. И вдруг, находились нужные слова, красиво укладывавшиеся в строчки. С этими строчками любила играть Ю-ю, воображая их маленькими мухами, ловила лапками, размазывая чернила. По ночам она послушно сворачивалась на одеяле.
Однажды заболел четырехлетний друг Ю-юшки – Коля. Ее не пускали к заболевшему и она преданно лежала несколько дней около двери, отлучаясь лишь поесть и немного прогуляться, но всегда возвращалась обратно и стерегла дверь. Через нее проходили, наступали на лапы и хвост, она тихонько взвизгивала, но все равно всегда оказывалась на прежнем месте. И только, когда кризис миновал, кошка покинула свой пост и долго спала в хозяйской кровати. Спокойно и торжественно приходила к Коле, чтобы приободрить его.
Совсем слабого от болезни Николая отправили вместе с матерью отдыхать в санаторий, а кошка никак не могла понять куда они подевались. Подходила и, глядя в упор желто-зелеными глазами, говорила: «Мик» – это новое ее слово, дескать, где они, куда уехали?