Доменщики юга больше не увидели своего учителя и друга, прославленного «победителя печей»...
В дни Великого Октября, дни коренной ломки буржуазной и помещичьей собственности, Курако со своей конструкторской группой находился в Томске. Капиталы десятков акционерных обществ уже были объявлены национальным достоянием, как и банки, недра, заводы, железные дороги. «Копикуз» еще некоторое время существовал, получив даже государственную субсидию: страна нуждалась в угле и металле.
Сапоги немецких оккупантов топтали Украину, Страна лишилась Донецкого бассейна и металлических заводов юга. Выплавлялись только 30 процентов всего количества чугуна, которое Россия имела до революции. Добыча угля упала на 90 процентов. В 1918 году Ленин высказывает мысль, что пролетарское государство имеет в резерве гигантские неиспользованные залежи коксующегося угля в Западной Сибири и прекрасной руды на Урале. Это основа для процветания пролетарского государства, превращения ею в страну развитой металлургической промышленности, страну железа, машин, угля, электричества и химии. Ленин посылает на Урал телеграмму о разработке проекта «единой хозяйственной организации, охватывающей область горно-металлургической промышленности Урала и Кузнецкого каменноугольного бассейна».
Правительство объявляет конкурс на проект промышленного комбината, который базировался бы на естественных минеральных богатствах Сибири и Урала. Назначается премия в 10 тысяч рублей за лучший проект, выполненный в полгода. Правление «Копикуза» делает попытку выступить на широкой арене экономической жизни страны. Руководители его знакомят со своими планами Высший совет народного хозяйства. Они предлагают разработать проект на договорных началах, представляют смету, требуют ссуду. Смету утверждают. Акционерное общество получает ссуду в 100 миллионов рублей.
Страна в огне гражданской войны. С востока пролетарской власти угрожают чехо-словаки, на юге — полчища Деникина, Сибирь захвачена Колчаком. Проблема Урало-Кузбасса временно снимается.
Курако находится в Томске. Он продолжает заниматься своими чертежами, работая над проектом завода-гиганта. Город полон колчаковскими офицерами. Курако ждет прихода красных войск и временами фрондирует. Он довольно свободно высказывает мысли, за которые не поздоровилось бы никому другому. Его выпады считают чудачеством. На лучшего русского доменщика смотрят снисходительно.
Однако Курако чересчур уж играет своей судьбой, Иногда жизнь его висит на волоске. Смелость, прямолинейность, бесстрашие — черты, которые так резко были в нем выражены в пору его юности, — проявились снова с особенной силой. Он готов наброситься на первого встречного золотопогонного офицера и с большим трудом себя сдерживает.
На улицах Томска Курако нередко встречает белобородого профессора Грум-Гржимайло. Директор Златоустовского оружейного завода, центральная фигура горнозаводского Урала, он эвакуировался в начале гражданской войны в глубь Сибири вместе со всем заводским оборудованием. Это ярый противник Урало-Кузнецкого проекта, апологет древесно-угольной металлургии. Свои взгляды он высказывает с профессорской кафедры Томского университета. Курако это известно, он преисполнен к Грум-Гржимайло самых враждебных чувств и ждет случая сразиться с ним в открытом диспуте.
Торжественный зал университета переполнен студентами, инженерами, профессорами, разряженными дамами-патронессами. На трибуне профессор Грум-Гржимайло.
— Есть страна, производящая черный металл на древесном угле в маленьких домнах, похожих на уральские. Но в противоположность Уралу там промышленность процветает. Страна эта — Швеция, побеждающая на мировом рынке колоссы Европы и Америки.
Грум-Гржимайло рисует идиллические картины: чистенькие заводы, прорезаемые рельсами леса. Это трамплин, оттолкнувшись от которого знаменитый профессор переходит к проекту кооперации Урала и Кузнецкого бассейна. Курако слушает его, готовый вот-вот броситься к трибуне, чтобы разбить аргументацию поклонника древесной техники. !
— Богатство Урала, — продолжает развивать свой доклад Грум-Гржимайло, — его бессернистая руда. Ее нельзя засорять плавкой на коксе, содержащем серу. Руды Урала должны сыграть исключительную роль в изготовлении орудий войны. Металла, выплавленного на древесном угле, требуют не только орудия войны, но и детали паровозов, автомобилей, инструментальная сталь, прокатные валы... Потоки грязного коксового железа должны итти из-за границы. Так было в Швеции, которой грозила мировая коксовая металлургия. Швеция стала страной высококачественного древесно-угольного металла. Подобная же судьба ждет Урал. Россия должна производить самые лучшие в мире орудия войны и обороны. Нужно провести круговую магистраль из Томска на Урал, чтобы прорезать массивы нетронутых лесов. Русские и иностранные капиталы бросить на развитие уральской древесно-угольной промышленности! Древесный уголь — друг русского народа!
Аудитория шумно рукоплещет заключительным словам речи Грум-Гржимайло. Хлопки покрывает крик, несущийся через весь зал.
— Генеральский бред!
Это кричит Курако. Кто-то хочет схватить его за рукав, но он бежит к трибуне, он просит дать ему слово.
— Грязное железо — это заводы, машины, паровозы и рельсы. Нашей нищей стране нужны миллионы тонн грязного железа. Отказаться от выплавки грязного железа — просто нелепость. Лить пушки из древесно-угольного металла — это плод разгоряченного генеральского воображения...
Курако не дают говорить. Злой он выходит из зала. На улице его поджидают друзья — двенадцать проектировщиков доменного цеха Кузбасса.
— Надо отсюда уезжать!
Оставаться в Томске не безопасно. Курако все время на виду. Может наступить момент, когда перестанут считаться со знаменитым доменщиком.
Колчаковские отряды под натиском революционных войск стали откатываться к Востоку. Шли слухи о предстоящей мобилизации адмиралом всех, способных носить оружие. Спастись от мобилизации можно на заводах, работающих на оборону. В ближайшие дни Курако переехал со своей группой в Гурьевск, где находился старый чугуноплавильный завод.
...Уральские заводы не отличались высоким техническим совершенством. Ни в какое сравнение не могли итти с южными домнами жалкие печи, выплавлявшие чугун на древесном угле. Но то, что Курако увидал в Гурьевске, потрясло его. По деревянным мосткам лошади тащили руду и уголь к открытому Колошнику домны. Сквозь щели ее каменной кладки выбивался огонь. Березовыми клиньями горновые забивали чугунную летку.
Единственным источником двигательной энергии служила Вода. Из «водяного ларя», как называли тут обыкновенный пруд, лавина воды ниспадала на огромное мельничное колесо. Оно приводило в движение деревянные поршни, помещавшиеся в огромных деревянных чанах. Этой примитивной воздуходувкой нагнетался в домну холодный воздух.
Деревянная техника... Даже механические молоты в кузнице и подъемный поворотный круг были сделаны из дерева.
На лошадях за триста верст везли руду и уголь. На лошадях к железнодорожной магистрали отправлялось железо.
Таков был последний российский завод, который Курако пришлось встретить на пути своих жизненных странствий.
Год скрывался он со своей группой из двенадцати человек, на Гурьевском заводе. Тут было устроено проектное бюро доменного цеха «Копикуза».
Утром куракинцы садились за чертежные столы. Курако совершал обычный обход, останавливаясь подолгу у каждого стола, расспрашивая и объясняя.
— Покажите, Жестовский, что у вас. Рудный кран?
Он разглядывает сделанный набело чертеж.
— Эта балка слаба, нужно вдвое больше.
— Да я два дня высчитывал...
— Попробуйте еще посчитать. А вечером я снова проверю.
Жестовский — студент последнего курса Петроградского политехнического института. Его затащил Курако в Сибирь вместе с инженерами и техниками. Произошло это случайно. Томясь в петроградской гостинице, Курако делал карандашом эскизные наброски домны. По его просьбе один из профессоров политехнического института поручил студентам выполнить наброски в чертежах. Студенты гордились тем, что чертят для знаменитого доменщика.