Люди только-только начали появляться на улицах после боев, вытеснивших из города части королевской внутренней охраны. Горожане, мимо которых проходили Роберт и Ди, стояли с потрясенными лицами и озирались по сторонам, словно пытаясь сориентироваться среди разбросанного хлама.
– Уже все в порядке, – уверял ее лейтенант растерянных горожан, хотя его ни о чем не спрашивали. Люди моргали, нерешительно улыбались, приподнимали в ответ шляпы и словно бы приходили в себя.
– Вы уверены, сэр? – переспросила одна женщина, глядя на Роберта через поцарапанные стекла крошечных очков. Ее юбка была черной и пыльной. Нянька, решила Ди, или учительница.
– Да, – ответил Роберт.
– Они окружены?
– Они ушли, – сказал лейтенант, – и больше не вернутся.
Женщина в перепачканной юбке нахмурилась, но слова Роберта обрадовали других, стоявших рядом. Некоторые зааплодировали и залихватски заухали.
– Ну, взяли, что ли, – сказал, приободрившись, какой-то мужчина, и люди как мухи облепили остов перевернутой повозки, чтобы отодвинуть помеху с трамвайных путей.
Краем глаза Ди видела, как ее лейтенант самодовольно улыбнулся. В профиль он и впрямь был военная косточка: вьющиеся черные волосы до верхнего края ушей и ложбинки на затылке, красивый прямой нос, мужественный выступавший подбородок. Ди нередко спохватывалась, как же сильно Роберт ей нравится. Когда он говорил, что все в порядке и так отныне и останется, ему хотелось верить.
На улицах для поддержания порядка расставили молодых людей с зелеными повязками волонтеров гражданской обороны. Роберт – бывший студент университета, как и многие волонтеры, – небрежно-ироничным жестом приветствовал знакомых воинским приветствием, и те в ответ тоже вскидывали руку к козырьку.
Маленький мальчик, обутый в где-то подобранные желтые женские лодочки, выбежал навстречу и отсалютовал лейтенанту. Роберт остановился, пригвоздил мальчишку к месту зорким суровым взглядом и четким движением отдал честь. Мальчишка кинулся прочь, пища от удовольствия.
Из-под опущенных жалюзи со второго этажа лейтенанта окликнули:
– Нет ли работы для голодного человека, командир?
Ее лейтенант прокричал спрашивавшему идти в штаб военного лагеря на территории мирового суда и найти сержанта, который подписал постановление Ди.
– Скажете, что вас направил лейтенант Барнс!
Голодного накормят и найдут ему занятие, ибо работы непочатый край.
– Спасибо за вашу помощь, сэр! Я вас не посрамлю! Я буду работать со всем усердием, куда меня поставят! – обрадованно кричал им вслед незнакомец. – Я как начну, за мной никто не угонится! Да улыбнется вам кошка, сэр! И вашей леди тоже!
Таких встреч случалось много, и каждый раз Роберт останавливался и говорил с людьми, давая совет, как получить еду, работу или иную помощь. Ди даже зауважала своего лейтенанта, глядя, как он не сторонится встречных, многие из которых явно нуждались, были одеты в лохмотья и грязны. Поглядывая на гордо расправленные плечи Роберта после каждой из этих консультаций, Ди подумала, что ее лейтенант тоже в восторге от самого себя.
Дойдя до границы правительственного округа, где за чередой посольств начинался тихий центр, Ди и Роберт свернули на Лигейт-авеню. Здесь признаки недавнего конфликта казались не так очевидны. У посольств еще висели флаги их государств, весело играя красками под ярким утренним солнцем, хотя послы и дипломаты выехали все. Необычно пустынная авеню вытянулась, будто исключительно для Роберта и Ди, во всю свою длину, до железного столба с указателем «Улица Малого Наследия».
События, которые привели к свержению королевского правительства
Часть I
Человек по имени Йовен, владелец знаменитой фарфоровой фабрики, обвинил министра финансов Вестховера в грубой мошеннической афере.
С фабрикой был заключен договор на производство двух с лишним сотен тарелок, блюд, ваз, пепельниц и прочего для кабинетов и столовых городского особняка министра Вестховера, его загородного дома и его же имения на Континенте. Согласно контракту, в роспись сервизов полагалось включить атрибуты вестховерского ремесла, поэтому на каждой тарелке министр финансов изображался в римской тоге и с весами в руках, на одной чаше которых лежала горка монет, а на другой – зерна пшеницы. Для каждой резиденции Вестховера сервизы были выполнены в своем цвете: для городского особняка – в красном, для загородного – в зеленом и в строгом черном – для континентального.
Все эти подробности стали достоянием общественности, когда Йовен, оскорбленная сторона, напечатал в газетах ядовитый памфлет «Человек, слово которого ничего не весит».