В дверь постучали.
– Войдите.
Тоненько пискнули петли. Надо будет приказать, чтобы смазали. Гертруда Иоганновна подняла голову, и ей показалось, что стены и потолок качнулись и падают, падают… Давят на грудь…
– Можно, фрау Копф? - спросил вошедший по-русски.
– Флиш… - тихо выдохнула она. - Откуда вы, Флиш?
– Здравствуйте, Гертруда.
Внезапно у нее возникла нелепая и страшная догадка. Она понимала всю ее нелепость, но не удержалась и воскликнула:
– Вы из Москвы!… Неужели они взяли Москву?
Большие серые глаза ее застыли на побелевшем лице. Флич увидел в них боль и страх. Он понял ее, понял! Никакая она не фрау Копф. Она - Гертруда Лужина, такая же, какой он знал ее столько лет и любил. Счастье, что он нашел в себе силы прийти сюда.
– Москва стояла и стоит, - тихо с силой произнес он. - И стоять будет!
Слова прозвучали, как клятва.
Гертруда Иоганновна не ответила. Она сидела, положив руки на столешницу, и смотрела на Флича. Это явь или сон? Флич! Флич здесь!… Какой он отощавший и потрепанный. Видно, тоже не сладко.
– Фли-иш… - проговорила она наконец протяжно. - Откуда вы, Фли-иш?
Ей так приятно было произносить это "Фли-иш", словно из прошлого протянули теплую дружескую руку и она пожимает ее обеими руками. Хотелось подойти к Фличу, обнять, прижаться к его груди и реветь, реветь, в полную силу, не сдерживаясь, выплакать всю накопившуюся тоску, весь страх…
Но она придушила радость. Не поднялась из-за стола. Она не имела права.
– Я не был в Москве, - сказал Флич. Он все еще стоял на середине комнаты и смотрел на Гертруду во все глаза. - Я нигде не был. Я виноват перед вами. Недоглядел. Сбежали наши мальчики. Я шел за ними. А тут - немцы… Фашисты. Я не догнал. И не нашел. И не знаю, что с ними. - Флич уже не смотрел на нее, он смотрел на полированную ножку кресла.
– Я знаю, - сказала Гертруда Иоганновна и тут же поправилась: - Случайно узнала.
– Знаете? - встрепенулся Флич. - Они живы?
Она только кивнула печально. Удивительно, как меняется выражение ее лица.
– Вы не виноватый, Флиш. Не будем про это. Вы живете в городе?
– Да. У циркового сторожа.
– Старый обманщик, ваш сторож.
– Он боялся за меня.
– А за меня никто не хочет бояться! За меня я боюсь сама, - сказала она с упреком.
– Я пришел, - ответил Флич. - Поверьте мне, Гертруда, это было не просто.
В дверь постучали.
– Войдите, - сказала Гертруда Иоганновна по-русски, подавая знак Фличу, чтобы он молчал, и повторила по-немецки: - Войдите.
Вошел Шанце с листком бумаги в руке, привычно вытянулся:
– Хайль Гитлер!
– Хайль… Что у вас, Гуго?
– Меню на завтра, фрау Копф.
– Хорошо, оставьте, я посмотрю.
Шанце прохромал к столу, положил на него бумагу, исписанную корявым почерком, и направился к двери.
– Минуточку, - остановила его Гертруда Иоганновна. - Познакомьтесь, Гуго, это мой старый друг, артист господин Жак Флич. Француз.
Шанце неловко щелкнул каблуками и почтительно склонил голову. Флич в ответ поклонился.
– Хотите кушать? - обратилась она к Фличу.
– М-м-м… Не очень, - неуверенно ответил тот.
– Значит, очень. - Она повернулась к Шанце: - Гуго, господин Флич с дороги и голоден. Накормите его, голубчик. Пришлите прямо сюда.
Шанце заулыбался.
– О-о, гнедике фрау, я с удовольствием принесу сам.
Он снова поклонился и ушел.
– Это мой главный повар, - сказала Гертруда Иоганновна.
Флич был растерян. Только что ему открылась Гертруда, встревоженная судьбой Москвы. И вот она же спокойно разговаривает с фашистом… Мой повар… Хайль Гитлер…
– Сядьте, Флиш. В ногах неправда.
Флич послушно сел, провалился в глубину кресла. По привычке закинул ногу на ногу.
– Так карашо… Как в мир… Будем говорить?… Я ошень страдала в тюрьме. Меня освободили немцы, и я - немка. Мне предложили купить этот гостиница.
– Купить?
Гертруда Иоганновна улыбнулась.
– Да… Я, конешно, не имею столько большой капитал. Вообще не имею. Я пролетарий цирка. Я, как это… Ширма. Подставка.
– Подставное лицо?
– Да… Правильно… Фирма "Фрау Копф и компания". Так вот: компания есть доктор Эрих-Иоганн Доппель. Он есть представитель рейхскомиссариата "Остланд".
– Что-то очень сложно, Гертруда.
– Да… Механика чисто немецкий. У меня не было выход. Я согласилась. Надо зарабатывать свой хлеб.
– Работать на фашистов… - нахмурился Флич.
Она не опустила глаз.
– Просто работать. За свой хлеб.
– Вы что-то не договариваете, Гертруда.
– Я сказала, как есть. Я хочу, Флиш, ошень хочу и прошу вас работать со мной.
– На фашистов?
– На свой шестный хлеб. Внизу в ресторане мы будем открывать кабаре. Ведь аппаратура у вас, Флиш?
– Да.
– Прекрасно!
Флич вздохнул. Все логично, и все же что-то тут не так. Уж слишком спокойна Гертруда, слишком уверенна.
– Мне надо подумать.
– Не надо. Поздно, - она посмотрела Фличу в глаза пристально, словно старалась внушить ему решение. - Нельзя колебаний. Это насторожит. Не надо ждать, когда придет гора. Надо идти на гора, как Магомет. Флиш, вы должен мне верить, - и добавила тихо: - Они уже знают, что вы здесь.
– Петля?
– Пока только кольцо. Круг. У вас есть документы?
– Есть.
– Давайте, - Гертруда Иоганновна властно протянула руку. Флич извлек из кармана советский паспорт и пропуск в цирк.
Она внимательно просмотрела их и с хрустом порвала паспорт пополам.
– Гертруда! - воскликнул он испуганно.
– Здесь национальность, Флиш. Это надо сжигать. Я сейшас, - она вытащила из спичечницы коробок со спичками, взяла разорванный паспорт и ушла в ванную. Там она открыла кран над умывальником, чиркнула спичку и подожгла паспорт, держа его двумя пальцами за уголок.
Он горел медленно, пепел падал в раковину, и вода смывала его.
Когда она вернулась, в кабинете Шанце, добродушно улыбаясь, отчего кончик его носа совсем опустился, переставлял с расписанного яркими цветами подноса на маленький столик тарелки с едой.
– Спасибо, Гуго, - сказала Гертруда Иоганновна улыбаясь.
Шанце поклонился, пожелал приятного аппетита, дружески подмигнул Фличу и ушел.
– Кушайте, Флиш. Хотите коньяк?
– Хочу.
Пока Флич ел, Гертруда Иоганновна позвонила Доппелю.
– Поздравляю, Эрих. У меня сидит гвоздь нашей программы, прекрасный фокусник Жак Флич.
– Откуда он взялся? - спросил Доппель.
– Сам пришел. Оказывается, он все это время жил у циркового сторожа.
– И что же, он намерен у нас работать?
– Да. Сейчас он приканчивает казенное мясо, - она засмеялась. - Я хотела бы представить его вам.
– Хорошо. Пусть приканчивает мясо. Я зайду к вам перед обедом.
– А рыжей девке я дала затрещину, чтобы не беспокоила вас по пустякам.
– Вы - золото, Гертруда!
Доппель положил трубку, а Гертруда Иоганновна все держала свою в руках и задумчиво смотрела на жующего Флича.
Через несколько дней на маленькой эстраде в ресторане начались репетиции. Пятерых музыкантов привозили из еврейского гетто. Штурмбанфюрер Гравес ни за что не давал разрешения, клялся, что офицеры не потерпят в своем ресторане такой оркестр. Но Доппель как-то сумел с ним договориться. У музыкантов был испуганный вид, и, видимо от страху, они фальшивили. Гертруда Иоганновна их подкармливала. Танцовщицы нарочно сбивались с ритма, чтобы свалить вину на оркестр. Но Гертруда Иоганновна прикрикнула на них, и они присмирели.
Флич со сторожем принесли аппаратуру. Гертруда Иоганновна выделила Фличу комнату возле ресторана, где он мог возиться с аппаратурой, заряжать.
Репетировал он ранним утром, когда в ресторане никого не было. Даже уборщице Гертруда Иоганновна запретила входить в зал.
По вечерам офицеры, сидя за столиками, посматривали на бархатный занавес, закрывавший новенькую эстраду, и передавали друг другу небылицы о Фличе. Маг, волшебник. Чудеса! Доппель был доволен.