– Нельзя. И рисковать зря нельзя. Дело видишь какое - жизни товарищей от нас, от тебя зависят.
– Понимаю, господин хозяин. Постараюсь.
Сначала Василь направился к Злате попросить, чтобы присмотрела за Катериной. Златы дома не оказалось. Пришлось идти в гостиницу. Сунулся со двора - и там часовой. Не пускает.
Тогда Василь вышел на середину двора, сунул в рот четыре пальца и пронзительно свистнул трижды.
Часовой у дверей оторопел, растерялся: стрелять, кричать, подымать тревогу?
А Василь стоял, заложив руки за спину, и тревожно оглядывал выходящие во двор окна: не мелькнет ли знакомое лицо.
И тут в дверях появилась Злата, волосы прихвачены белой косынкой, через плечо сырое серое полотенце, фартук в мокрых пятнах.
– Ржавый! - воскликнула она удивленно. - То-то слышу знакомый свист. Ты чего?
– Здорово. Я к тебе. Крольчиха, пригляди за Катериной. Ладно?
– Ладно. А ты далеко?
– Отсюда не видать. Привет! - он кивнул и зашагал за ворота. На улице нос к носу столкнулся с близнецами. У одного шея была обмотана толстым шарфом.
– Здорово, Ржавый! - радостно улыбнулся Павел. - Давно не виделись.
– Давно. До вас и не доберешься, - укоризненно сказал Василь. - Кругом стража.
– А ну их, - прохрипел Петр. - Как живешь?
– Да вот работаю в мастерской, - Василь протянул руки ладошками вверх, чтобы близнецы увидели темные трудовые мозоли и въевшиеся в кожу следы металла.
– На фашистов работаешь? - спросил Павел.
– А вы? - Василь прищурился. - Чья бы корова мычала…
– Мы не работаем. Мы с мамой.
– А я маму похоронил, - Василь вздохнул. - Между прочим, сестренку вырастить надо.
– А у нас папа погиб, Герой Советского Союза, - так же грустно произнес Павел.
– Ну да?… Герой?
– Мы газету видели с Указом Президиума Верховного Совета. Посмертно присвоили.
Василь покивал, посмотрел на братьев и сказал с упреком:
– Вот видите!…
И они поняли, что Ржавый не считает их достойными отца. Это было обидно. Очень обидно.
– У меня дядька в деревне при смерти, - неожиданно сказал Василь. - Не знаю, как из города выбраться, - взглянул на братьев и добавил: - Позарез надо, ребята.
– Слушай, - повернулся Петр к брату, - а может, Кляйнфингер дежурит?
– Что еще за фингер? - спросил настороженно Василь.
– Ефрейтор. Он за самогон полгорода выпустит.
– Ну…
– Подождите меня. Я сейчас, - сказал Павел и направился в гостиницу.
– Маме не говори, что я на улице, - крикнул ему Петр по-немецки.
Павел вернулся с подозрительно оттопыривающимся карманом куртки.
– Пошли.
У шлагбаума еще издали приметили они Кляйнфингера. Он стоял, прислонясь к стенке будки, со скучающим лицом. Никто из города не выезжал, никто не въезжал. Поживиться было нечем. Единственная приятность - солнышко. Греет почти как в Баварии. Кляйнфингер щурил глаза по-кошачьи. За зиму он изрядно вымерз, но не до конца, слава богу! Теперь бы подхарчиться, и снова войдешь в тело. Не везти же домой Эльзе кожу да кости.
Возле будки построили вышку, на ней поставили пулемет, а возле пулемета дремал пулеметчик.
Ганс топил в будке печурку. На солнышке чай не сваришь.
– Здравствуйте, господин Кляйнфингер.
– А-а-а… - Кляйнфингер лениво улыбнулся. - Кто к нам пожаловал. Родные сынки своей мамы. Надеюсь, вы не пустые?
– Кое-что есть, - Павел подмигнул немцу и похлопал по карману куртки.
Кляйнфингер оживился, выражение скуки сбежало с его лица, глазки алчно сверкнули.
– Добро пожаловать, мои юные друзья! Ганс, готовь стаканы! А это что за чучело? - Кляйнфингер кивнул на Василя.
– Приставлен к нам для охраны. Кличка Ржавый. - Он сморщил нос. - Но мы от него все равно сбежим. И потом, он по-немецки ни слова. Вот смотрите, - Павел повернулся к Василю, весело подмигнул ему и сказал: - Ржавый, ты большой дурак, мы тебя оставим с носом, когда захотим. Вот заведем тебя в лес и выбирайся оттуда сам. Что?
Естественно, Василь не понял ни слова, уставился на Павла и захлопал глазами, глупо улыбаясь.
Кляйнфингер захохотал, и высунувшийся из будки Ганс тоже засмеялся. И Петр с Павлом смеялись. И только пулеметчик на вышке ничего не расслышал, кроме смеха, и свесил голову вниз, стараясь понять, над чем там, внизу, так весело смеются.
Павел по-свойски зашел в будку, достал из кармана бутылку, откупорил ее. Кляйнфингер и Ганс подняли наполненные стаканы и чокнулись.
– Чтоб все у всех было хорошо! - произнес торжественно Кляйнфингер.
– А тому? - спросил Павел и ткнул пальцем вверх, имея в виду пулеметчика.
– Он не из нашей роты, - махнул рукой Кляйнфингер, доставая ножом из открытой жестяной банки какую-то дрянь в томате. - Ах, что мне в вас нравится, мальчики, так это то, что вы непьющие. Нам больше достанется! - Он захохотал и хлопнул Павла по плечу.
– Пейте на здоровье, - сказал Петр.
– Именно на здоровье, мой мальчик. Чем отплатить?
– Мы угощаем, господин Кляйнфингер. Сегодня у нашей мамы день рождения. Мы идем за подснежниками для нашей мамы.
– О-о-о… Поздравляю. Подснежники - это прекрасно! У нас в Баварии уже цветут тюльпаны. Вот бы вашей маме тюльпанов! А в Индии, - Кляйнфингер многозначительно поднял указательный палец, - розы, розы, розы. Это я вам говорю!
– Вы большой знаток, господин Кляйнфингер, - почтительно произнес Петр.
– Кое-что соображаю.
– Но придется ограничиться подснежниками. Вы пока тут допивайте. - Павел решительно нырнул под шлагбаум и добавил по-русски: - Ржавый, за мной.
– Захватите подснежников и от моего имени! - крикнул им вслед Кляйнфингер.
Ребята свернули в лес. Кое-где под елками еще лежал снег, и от него тянуло зимней прохладой. На открытых местах голубоватыми пятнышками цвели подснежники и белыми - ветренницы.
– Ну, ловко вы, - Василь остановился. - Спасибо, ребята.
Павел скрестил руки на груди:
– Великие Вожди находчивы.
И Петр скрестил руки и Василь. Так они постояли мгновение.
– Если что надо, приходи, - сказал Петр.
– Приду. - Василь пожал братьям руки и торопливо исчез в еловой гуще.
А Петр и Павел молча стали собирать цветы. Они не спешили. Чем дольше, тем лучше.
А когда, наконец, вернулись к шлагбауму с огромными охапками цветов, долго и весело смеялись над незадачливым рыжим охранником, пусть-ка поплутает, русская свинья! Волки не съедят, вернется.
Василь долго плутал по лесу, но наконец набрел на охотничью избушку. Его окликнули:
– Кто идет?
– Я иду, - ответил Василь.
– Вижу, что ты. И далеко идешь? - Из кустов вышел парнишка, перепоясанный поверх черного пальто широким коричневым ремнем с кобурой. В руке он держал пистолет.
– Да вот лукошко потерял здесь в прошлом году. Не видал? - откликнулся Василь, с завистью глядя на пистолет.
Парень картинно поиграл пистолетом и сунул его в кобуру. Протянул руку:
– Здорово. Семен.
– Василь. Срочно надо к "дяде Васе". Очень срочно.
Семен посмотрел во встревоженные глаза рыжего паренька.
– Это можно. Сергеич! Один остаешься. Я провожу.
Из избушки вышел бородатый дядька с винтовкой в руках.
– Валяй.
Семен молча двинулся по едва приметной тропке. Василь последовал за ним. Прошли не больше километра, как показалась просторная лесная поляна, на которой паслись две оседланные лошади.
– Верхами умеешь?
– Приходилось, - солидно соврал Василь, сунул ногу в стремя, взялся за луку седла, попрыгал на одной ноге, теряя равновесие. Подумал: "Сюда бы Петьку или Павла…"
– Поводья шибко не натягивай. Она этого не любит, - предупредил Семен. - А вообще-то она смирная.
Он почмокал губами, и лошадь его побежала мерной рысью по лесной тропе, а следом побежала и лошадь Василя, подбрасывая седока в седле. То и дело приходилось пригибаться, ветви деревьев глухо смыкались над тропой. Седло, показавшееся сначала таким удобным, мягким, становилось все жестче и жестче, словно сунули в него чугунную плиту. Стремена норовили ускользнуть от ног.