– Хорошо, мама. А как же Толик?
– Твой Толик тоже не уедет раньше завтра. Иди. - Когда Петр ушел, она повернулась к Шанце. - Спасибо, Гуго. Жаль, что мы ничего не можем сделать для этих несчастных, - она кивнула на окно.
Шанце стоял мрачный, нос свисал на подбородок.
– Надо всеми силами приближать конец фашизму. Это, как угар, как отрава. Разве мы, немцы, такие? - спросил он с болью.
Гертруда Иоганновна взглянула на него внимательно, но ничего не ответила. Не имела права.
Шанце пошел на станцию. Всех он не может выручать из беды, но для знакомого мальчишки сделает все, тем более что тот обратился к нему на улице, значит, считает за человека.
– Ефрейтор, - строго сказал он подойдя к колючим воротам. - Как ваше имя?
– Ефрейтор Кляйнфингер, господин фельдфебель.
– Я фельдфебель Гуго Шанце, главный повар ресторана в гостинице. Вы представляете себе, что такое главный повар? Шнапс, закуски, веселая жизнь! - многозначительно произнес Шанце, шевельнул кончиком носа и неожиданно громко позвал: - Тольик!
По ту сторону ворот появился мальчишка.
– Это мой мальчик. - сказал Шанце. - Он варит самогон!
Кляйнфингер все понял.
– Ничего не сделать, господин фельдфебель, с меня спросят поголовье, - он показал тетрадочку, куда записывал количество пригнанных людей. - Если не хватит, я буду отвечать. Простите, господин фельдфебель. Один, два, три, четыре… - начал он считать вновь прибывших. - Двадцать восемь.
– Двадцать семь, - поправил Шанце.
– Двадцать восемь. Я не мог ошибиться.
– Ефрейтор Кляйнфингер, вы просто утомились на этом ответственном посту. Я пришлю вам подкрепление, которое прочищает мозги.
– Ну, конечно двадцать семь, господин фельдфебель!
Шанце поманил Толика пальцем.
– А этого отдадите мне. Сумма сойдется.
Кляйнфингер воровато огляделся: нет ли рядом офицера, и махнул рукой:
– Чего не сделаешь для хорошего человека!
Шанце схватил Толика за шиворот, выволок из-за проволоки и так повел по улице, держа за воротник и приговаривая:
– Я тебе побегаю от работы. Я тебя посажу на цепь, как собаку! Жрать не дам неделю!
Голова Толика моталась из стороны в сторону, он не понимал ни слова из того, что бормотал Шанце, он только понимал, что повар каким-то способом выручил его, вытащил из-за колючей проволоки.
Вечером, как обычно перед началом представления, Гертруда Иоганновна вышла в зал. Зал был полон. Офицеры прибывали из госпиталей, являлись в здание бывшей седьмой школы, на какое-то время поселялись в гостинице, получали назначение и уезжали. Последний месяц уезжали главным образом на юг. Гертруда Иоганновна обратила на это внимание и сообщила в лес.
Возле столика штурмбанфюрера Гравеса собралось несколько офицеров. Они громко смеялись. И зубы штурмбанфюрера обнажены в улыбке. Видимо, кто-то рассказывал что-то забавное. Один из офицеров наклонился, она увидела рассказчика и сердце ее на мгновение остановилось, а потом застучало, как после быстрого бега. За столом штурмбанфюрера сидел обер-лейтенант Фридрих фон Ленц.
Чтобы не выдать внезапного волнения, она отвернулась и пошла мимо столиков по другому проходу. Фон Ленц, фон Ленц здесь!
Потом она услышала голос Гравеса.
– Фрау Гертруда, - он подошел к ней. - Почему вы проходите наш столик стороной?
– У вас так весело, подозреваю, что речь идет о том, что не для моих ушей, - улыбнулась она.
– О нет, это ваш старый друг рассказывает парижские новости.
– Мой старый друг? - удивилась Гертруда Иоганновна.
– Да. Обер-лейтенант фон Ленц.
Гертруда Иоганновна недоуменно подняла тонкие брови.
– О, женщины, женщины! А он-то дарил вам цветы, - засмеялся Гравес.
Он подвел Гертруду Иоганновну к столику, но она уже овладела собой, улыбнулась:
– Вот кто к нам пожаловал. Вас еще не подстрелили русские, господин фон Ленц?
Обер-лейтенант поднялся, широкая ответная улыбка осветила его лицо.
– Хорошенький вопросик!
– У меня подавляющее большинство жильцов меченые. Шрамы - знаки храбрости!
Офицеры одобрительно закивали.
– У меня шрам на сердце, фрау Гертруда, - сказал фон Ленц. - И, увы, неизгладимый. А остальные шрамы впереди, ведь я еду на фронт! - Он достал из кармана мундира маленькую коробочку. - Это я вез вам, фрау Гертруда. Прямо из Парижа. "Коти".
– Спасибо, господин обер-лейтенант, но не знаю, чем заслужила, - она посмотрела на штурмбанфюрера.
Гравес улыбался.
– Красотой! - патетически произнес фон Ленц.
Гравес хлопнул в ладоши:
– Браво, фон Ленц! Истинный рыцарь.
Она взяла из рук обер-лейтенанта коробочку, достала оттуда маленький синий флакончик, понюхала возле пробки.
– Фрау Копф, у меня завтра пустой день, не согласитесь ли вы прогуляться за город? У меня "оппель-капитан".
– А как же партизаны?
– О, полковник фон Альтенграбов и штурмбанфюрер отогнали их так далеко, что вряд ли они будут помехой.
– Не знаю, господин обер-лейтенант, у меня так много дел…
– Ерунда, Гертруда, составьте компанию фон Ленцу, - улыбнулся Гравес. - А мы все будем завидовать счастливчику.
– Так я вызову машину, скажем, на десять утра, - настойчиво сказал фон Ленц.
– Хорошо. Но мне хотелось бы взять на прогулку моих мальчиков.
– Бедняга обер-лейтенант! - воскликнул кто-то из офицеров.
И все засмеялись.
– Что поделать, - вздохнул фон Ленц. - В нашем роду не принято отказывать дамам.
На следующее утро, ровно в десять, Фридрих фон Ленц постучал в номер фрау Копф. Она ждала. Рядом стояли Петр и Павел. Киндер насторожился и сердито тявкнул.
Они спустились вниз, сели в машину. Гертруда Иоганновна с сыновьями и Киндер сзади, фон Ленц рядом с шофером, молчаливым обер-ефрейтором с сумрачным, настороженным лицом.
– Поехали, Вилли.
Машина быстро проехала под шлагбаумом на мосту. Побежали навстречу темно-зеленые ели вперемежку с белыми березами. Светлела молодая радостная листва. Легкие тени пересекали дорогу. Потом промелькнула разоренная пустая деревня, нераспаханные поля. Шоссе было пустынным, только однажды навстречу прогрохотал одинокий танк, будто заблудившийся в лесу огромный жук.
Можно подумать, что обер-лейтенант знал дорогу, все время он презабавно рассказывал о Париже, хвалил французское вино, вспоминал лошадей в своем имении, куда он так и не успел заехать. А внезапно велел свернуть в лес. Проехали тряской дорогой несколько километров, и машина остановилась.
Рядом текла речка, наверно та же, что течет в городе. Только здесь она была уже и спокойнее, берега желтели одуванчиками.
Фон Ленц помог Гертруде Иоганновне выйти из машины, мальчики побежали к речке. Киндер весело лаял.
– Прогуляемся? - пригласил фон Ленц.
Гертруда Иоганновна кивнула.
– Вилли, присмотрите за мальчиками. Мальчики, мы с вашей мамой пройдемся по берегу, с вашего разрешения, конечно.
– Эх, удочек нет! - воскликнул Павел.
– Есть, - обронил мрачный Вилли. - Господин обер-лейтенант тоже любитель. Только надо срезать удилища.
Фон Ленц и Гертруда Иоганновна молча пошли по берегу. Журчала вода на повороте, обтекая иву. Рядом стеной стоял лес. Мальчики и Вилли скрылись за стволами, потом затих собачий лай, а они все шли молча дальше и дальше. Наконец фон Ленц остановился, дружески взял руки Гертруды Иоганновны в свои, сказал по-русски:
– Ну, здравствуйте, Гертруда Иоганновна.
– Здравствуйте… - Она запнулась, не зная, как его назвать. - Здравствуйте, товарищ Ленц.
Он осмотрелся, снял мундир, постелил на берегу.
– Присядем. Рассказывайте, как живете, какие новости?
Она стала рассказывать ему о новом коменданте, о гибели Мимозы, о налете на лес. О том, как она послала Флича на связь, не было другого выхода. О том, что сегодня увозят жителей силой в Германию, что доктор Доппель отнимает у нее Павла. И о том, как Шанце, спасая девочку, случайно убил адъютанта. Шанце - хороший человек, ведь не все же немцы фашисты!