Вот теперь я увлекаюсь танцами, балами, маскарадами и т. п. И бываю вполне счастлива, когда в ярко освещенном зале, под плавную, очаровывающую музыку я танцую легко и свободно. Кругом меня тоже танцуют веселые, красивые пары, и в блеске света, погружаясь в звуки музыки, как-то мистически сливаясь и подчиняясь гармонии звука, чувствуешь себя легкой, свободной, полной грации. Это чувство похоже на экстаз. Теперь я понимаю, отчего когда-то были священные пляски. Упиваешься звуками, ритмом и грацией движений и красотой вокруг и в себе и доходишь до полного забвения реального, уносишься от грубого и пошлого во власть звуков и движений. Это дает мне радость и счастье. Да вообще тут приходится переживать много такого, что не скажешь так словами, это очень индивидуальное, очень тонкое. Если бы Вы были здесь, видели бы меня, я бы смогла рассказать, пожалуй, да Вы бы и сами почувствовали. Но все-таки я уже предчувствую в себе перелом и скоро или серьезно стану заниматься в Университете, или увлекусь другим серьезным. Ни танцы, ни встречи с милыми, симпатичными, но, в сущности, пустыми людьми не дают удовлетворения. Знаете, Игорь, как мало настоящих людей, с душою чуткой и красивой. Может быть, я сама плохо в людях разбираюсь, но большинство отталкивают меня или неразвитостью, или их поверхностностью. Возмутительно то, что я смею так всех судить. Во мне не говорит какая-нибудь излишняя скромность или самоунижение, когда я так возмущаюсь собою, но я поражаюсь, откуда во мне столько самоуверенности, что я всех критикую и ставлю себя в душе выше многих. Это очень плохо, и мне даже стыдно писать Вам, но я хочу, чтобы Вы не думали обо мне не то, что я есть.
Встретимся ли мы с Вами? Думаю, да. Но судьба капризна и жестока, и неумолима. Вы знаете, теперь особенно ясно я чувствую над собою этот неумолимый и бесстрастный рок, как, помните, в древних трагедиях. Теперь в особенности, когда окончательно складывается мое я, когда намечается в связи с этим моя будущая жизнь, я знаю, для меня все в руках судьбы, сама я никогда не смогу „ковать свое счастье“, потому что во мне нет для этого творческих сил. Пора кончать. „Но близок день, лампада догорает. Еще одно последнее сказание…“
Сейчас очень поздно, часа 4. Все спят, я люблю так сидеть одна ночью. В тишине как-то легче и глубже думается. Однообразно тикают часы и говорят о вечности. Я тоскую порой о Крыме. О бархатном ночном небе и ярких звездах, о мягком свежем ветерке с гор, о зеленых долинах и стройных тополях, об однообразном, мощном шуме моря. Вы помните весну в Симферополе? Все тогда было прекрасно. А здесь солнца нет месяцами и везде кругом унылые серо-белые тона. Кончаю. Пишите. Вера».