— Выполнил мой приказ? — спрашивает он.
— Все сделал, как надо, мой господин, такую свадьбу сыграли, какой еще никто никогда не видел.
— Какую еще свадьбу?
— Ту, о которой в письме говорилось. Юношу принесшего письмо, я женил на твоей дочери.
Покраснел падишах от гнева, но делать нечего Понял он, что кто-то письмо его подменил и отныне десятый сын пастуха — муж его единственной дочери. Исполнилось то, что мудрецы предсказывали, — подумал падишах. — Видно, чему быть, того не миновать.
Вот так юноша, которому угрожала смерть, избежал ее и нашел свое счастье.
Чья работа труднее?
В одном ауле жили-поживали муж и жена. Детей у них не было. Летом муж нанимался в чабаны, пас чужие отары, а жена оставалась дома. Возвращаясь с пастбища, муж говорил жене:
— Слушай, жена, я всегда в поле, в горах, в дождь и в град при отаре, а ты целый день дома, в тепле. Какие у тебя заботы? Никаких.
Очень сердилась жена за такие слова, а однажды утром сказала она мужу:
— Ты оставайся дома, сегодня я пойду в ноле пасти овец.
Муж обрадовался:
— Хорошо, только расскажи мне, что надо делать.
— Убери в доме, дай корма наседке с цыплятами и выпусти их из курятника. Только посматривай чтобы цыплята не разбежались и коршун их не утащил. Потом просей муку. Из муки замеси тесто. Затем затопи тэндур (печь, где выпекаются лепешки), приготовь обед, а потом испеки лаваш. В полдень подои козу и овец, молоко процеди, чтобы чистое было, вскипяти, и дай немного остыть, потом разлей его и заквась, чтобы завтра был катых (густое кислое молоко). Вот шерсть, спряди из нее нитки, я вернусь и свяжу носки и рукавицы на зиму. Из навоза непременно наделай кизяков (сушеные лепешки из навоза для растопки печи), чтобы было чем топить зимой. Из вчерашнего катыха сбей масло, иначе он прокиснет и испортится. У меня там еще белье замочено, и ткань я начала ткать, но это оставь — уж так и быть: приду вечером, сама сделаю.
— Иди, жена, — воскликнул муж, — я все сделаю и хоть раз отдохну дома!
Ушла жена отару пасти, а муж убрал в доме, как жена велела, потом накормил курицу с цыплятами. Цыплят он решил привязать длинной ниткой к курице, чтобы они не разбежались. Потом затопил тэндур, поставил обед варить.
Вдруг ему показалось, что за окном, высоко в воздухе, курица кудахчет. Удивился он, выскочил на улицу и видит, что коршун держит одного цыпленка в когтях и летит, а на ниточке висят все цыплята и курица. Курица кудахчет с перепугу. Бросился он вдогонку за коршуном, хотел поймать нитку с висящими на ней цыплятами и курицей. Долго гнался, но не догнал. Коршун скрылся за горой.
Когда муж вернулся домой, то увидел, что тэндур совсем потух, вода в казане с крупой вся выкипела, а крупа пригорела. Затопил он снова тэндур, тут же высыпал из мешка муку в корыто и хотел просеять ее, но подумал, что время летит, а работы еще много, и решил: Привяжу я горшок с катыхом к спине. Пока буду муку просеивать и тесто месить, масло само собьется.
Так он и сделал.
Когда стал просеивать муку, горшок двигался то вправо, то влево, и масло постепенно сбивалось. Муж радовался своей находчивости.
Но опять случилась беда.
Стоя месить тесто было неудобно, и он встал на колени — горшок перевернулся, и весь катых из него вытек на пол. Кое-как муж отвязал горшок, а комнату подмел и посыпал золой, чтоб посуше было.
И снова принялся тесто месить. Едва кончил месить, увидел, что тэндур накалился, и стал лаваш печь.
А тут у дверей заблеяли овцы и коза. Он схватил медный котел и побежал их доить. Сначала доил овец. Доить было нелегко, потому что они к нему не привыкли. Когда он стал доить козу, та дважды вырывалась, а на третий раз копытом толкнула котел, и больше половины молока разлилось.
Очень он устал. Когда подоил и овец и козу вернулся в дом и видит — лаваш в тэндуре сгорел. Решил он хоть молоко вскипятить. Не топить же снова тэндур, вскипячу я молоко на улице, на костре, — решил находчивый муж, — так легче и быстрее.
На небе уже появились звезды, во дворе было совсем темно. Разжег он костер, повесил над ним котел с молоком, взял ложку и стал молоко мешать, чтобы оно не подгорело.
А в это время его жена возвращалась домой. Еще издали увидела она у своего дома костер и удивилась. Зачем ему костер понадобился? — подумала она и поспешила к дому. Муж и не заметил, как подошла жена, а она спросила:
— Что случилось, зачем ты костер разжег? — Решил молоко на дворе вскипятить, так удобнее, — сказал он.
Молоко вскипело. Жена подхватила котел и унесла в дом. Муж стал рассказывать обо всем, что с ним за день приключилось.
— Я проголодалась, дай мне поесть, — попросила жена.
— Кроме молока, ничего нет, не успел я сварить, совсем забегался. Знаешь, жена, завтра ты уж лучше сама оставайся дома и занимайся хозяйством, а я пойду овец пасти.
С тех пор муж больше никогда не говорил, что его работа труднее. И стали они жить дружно.
Дымдым — курдский хан
(курдский героический эпос)
Рассказывают, что со времен шаха Исмаила, который был правителем Ирана, в провинции Марага жил один аджам — хан-безбожник по имени Аскер-хан. В провинции Хекари, пограничной с Ираном, существовала неприступная и сильно укрепленная скала; ее называли крепость Дымдым. Князь, который командовал этим укреплением, носил имя хан Абдал. Он был молод и красив, поэтому его прозвали Златорукий.
Этот хан-безбожник Аскер-хан питал жгучую ненависть к хану Абдалу и жителям Дымдыма. Безбожник Аскер-хан собрал в окрестностях Мараги армию в одиннадцать тысяч всадников и пехотинцев. Он взял пушки, войско и направился к укрепленной крепости Дымдым на войну с ханом Абдалом. Он остановился перед ней и окружил ее с четырех сторон так, что никто не мог ни войти, ни выйти.
В крепости Дымдым было всего семьсот человек, молодых и старых. Каждый день хан Абдал производил вылазку с сотней воинов, вступал в бой с отрядами Аскер-хана и возвращался назад с небольшими потерями — таким образом он вел борьбу с иранской армией. Хан Абдал послал весть паше Вана об осаде и попросил у него помощи.
Армия Аскер-хана увеличивалась изо дня в день. В осажденной же крепости хана Абдала люди погибали, и силы его быстро уменьшались. Одним словом, войско Аскер-хана, обстреливая крепость Дымдым из пушек на протяжении трех месяцев и возобновляя свои атаки, сократило число людей в крепости хана Абдала с семисот до семидесяти человек. Осталось мало боеприпасов и продовольствия, многие семьи и дети умирали от голода. Осажденным неоткуда было ждать помощи, они больше не были в состоянии продолжать борьбу с врагом.
Однажды хан Абдал, не находя никакого выхода из положения собрал на совет людей, которые еще у него остались. «Что мы будем делать, — сказал он, — что предпримем? Ни турки, ни хекари, ни другого народа ислама нам до сих пор еще не прислали на помощь; из семисот, которые были, большая часть погибла в сражении; на сегодняшний день нас только семьдесят человек, боеприпасов и продовольствия нет, семьи умирают с голоду, что мы будем делать? Нужно нам сдаться или сделать последний решительный удар?» Каждый на этом совете высказал свое мнение.
Мать хана Абдала, Гоар-ханум, которая тоже принимала участие в совете, воскликнула: «Нет! просить пощады и сдаваться невозможно, нам это не подходит. Нельзя верить словам этих кызылбашей, они не сдержат обещаний и не выполнят соглашения. Если даже они и подпишут договор, то только затем, чтобы его сразу же порвать и поступить с нами как с врагами. Мы сражались с такой отвагой в течение трех месяцев, мы пожертвовали столькими воинами, которые взывают к отмщению. Лучше мы между собой решим сделать следующее: мужчины откроют ворота крепости, выйдут из нее и завяжут бой с противником, мы же, женщины, — те, у которых есть силы, тоже возьмемся за оружие и будем биться рядом с вами. Что же касается девушек и молодых жен, неспособных идти в бой, то пусть они приготовят яд и, когда вы все погибнете, примут его, чтобы не попасть в руки безбожникам. Одна из них соберет в одном месте весь оставшийся порох и, когда крепость будет заполнена врагами, подожжет его. Мы будем взорваны, но безбожники тоже погибнут».