Ну что, электрон, горько усмехнулся я про себя, сошел со своей орбиты? Победил законы физики? Всего-навсего короткий миг торжества, когда ты решил, что способен делать выбор, и кто-то сверху, вдоволь натешившись (а, может, просто умильно улыбнувшись) над твоими забавными потугами, аккуратно подтолкнул мизинцем в нужную сторону. Тебе сюда и только сюда, по проторенному пути…
— Иди к черту! — с веселой злостью сказал я вслух. Не знаю, кому, Белому шару, стоящему за ним по версии Роберта чужому разуму или господу Богу.
В море я не пойду ни за что. Хотя бы потому, что кроме, возможно, придуманного мной самим страха попасть в петлю времени, есть опасность и вполне реальная. Этот страх может помешать мне, лишить уверенности и целеустремленности. И тогда я не успею открыть жемчужину на дне, позволив сожрать себя акуле или пираньям. Так что я ухожу…
— Я вернусь! — крикнул я так громко, как только мог.
Море в ответ подобралось еще ближе, по щиколотки обдав меня теплой белой пеной набежавшей волны. Пустота за спиной была в каких-то двух десятках метров. Я закрыл глаза.
Расслабил тело, успокоил дыхание. Явственно увидел себя, сидящего в кресле с обручем на голове. Раз… Два… Глаза можно открывать.
То, что произошло, когда я разлепил веки, потрясло меня неимоверно.
Потому что ничего не произошло.
Я не вернулся в реальный мир, я по-прежнему стоял на морском берегу, а пустота была совсем рядом. Времени на панику не оставалось, на размышления о причинах сбоя тем более. Просто попробовать еще раз, теперь наверняка получится.
Глаза закрыты, дыхание ровное. Я сижу в доме Якова Вениаминовича, в комнате Вадима. Кресло старое, чуть продавленное. Руки покоятся на деревянных подлокотниках с поцарапанной местами полировкой. На голове — обруч. Песок, море, пустота, весь этот дурацкий Тоннель — просто игра моего воображения. Дурацкий сон, который я сейчас покину. Раз… два…
Море под ногами. До пустоты — рукой подать, практически буквально. Если сейчас забежать в воду, пустота исчезнет. Это единственный выход, ведь правда?
Правда. Единственный. Поэтому я им и не воспользуюсь. Это — мой Тоннель, и пути в нем прокладываю я, и выйти могу когда захочу.
Еще раз закрываю глаза. Те самые пресловутые две секунды — как раз они у меня и есть. Через две секунды я сниму с головы дурацкий обруч и с виноватым видом пожму плечами. Потом попрошу Якова Вениаминовича сделать еще чаю. Удивительный чай все-таки. И варенья айвового попробую, вон как Роберт его наворачивал. Раз…
Пустота настигает меня. Накрывает с головой. Она совсем не страшная, оказывается, она не душит и не давит, она не делает мне больно. Она просто поглощает меня, проникает сквозь уши, сквозь закрытые глаза и сквозь кожу. Она не холодная и не горячая, не сухая и не влажная. Она никакая, и я ее ощущаю каждой своей клеткой…
Два…
Пустота вокруг меня. Пустота внутри меня. Я — пустота… Страха больше не было. Сознание не отключилось, оно мягко растворилось в пустоте.
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать четвертая
Темнота и тишина.
Это были первые образы, вяло колыхнувшиеся в моей голове. Темно и тихо — я умер? Это можно считать первой мыслью, которую я смог для себя сформулировать. Она не вызвала даже отголоска страха. Умер, значит умер. Значит, так и надо. Здесь темно, тихо… и спокойно. Спокойно — это очень хорошо, я не могу представить себе ничего лучшего. Здесь хорошо…
А где это — здесь? Эта мысль была неправильная. Подобно брошенному в тихий пруд камню она нарушила мое спокойствие, сделала темноту пугающей, а тишину — тревожной.