Оператор подвел курсор к одному из кружков, набрал на клавиатуре команду, и динамик заговорил гортанным кавказским голосом: «Муса, слышишь меня? Это Шамиль! Кяфиры пойдут по ущелью, подкинь туда еще цинков, цинков подкинь...» Оператор записал текст перехвата, ввел новую команду, и вместо голоса в эфире раздался только треск и вой. Офицер скомандовал связисту: «Передавай артиллерии!» Оператор начал диктовать по-английски: «Хай, Джонни, это Сергей. Квадрат двадцать — двадцать пять, по улитке четыре, опорный пункт над ущельем, как понял меня, прием...»
Закончив со связистом, таджик обернулся к вошедшим. Он был среднего роста, загорелый, до синевы выбритый. Знаков различия на нем не было, как и у всех в этом лагере.
— Здравия желаю, господин... — неуверенно начал Андрей.
— Товарищ, — поправил его офицер, протянув руку. — Майор Данияров.
— Капитан Шинкарев.
— Очень приятно. Здравствуйте, Чен.
— Привет, Рахим. Доставай карту, обсудим кое-что.
Через полчаса Чен стал прощаться.
— Подожди, — остановил его Рахим, достав откуда-то бутылку коньяка и три пластмассовых стаканчика.
— Много нельзя, поэтому сразу четвертый тост — чтобы за нас не пили третий[22].
— Ну, до связи! — попрощался Чен и ушел.
— Давайте, Андрей, подойдем к ребятам, — предложил Рахим Шинкареву.
В большой палатке-столовой солдаты тихо разговаривали за чаем. Все взрослые, здоровые мужики, молодых лиц не много. Тут же был Есаул, которого Андрей встретил в патруле. В бою он и связист Сергей пойдут вместе с Шинкаревым, а пока все присели к столу.
— ...Так о том и речь, — говорил по-русски человек в камуфляже. — Настоящий солдат вызревает только в большой стране, даже в глубинке большой страны. В Томской области или, черт знает, в Арканзасе каком-нибудь. В Европе нет хороших солдат.
— А сербы? Сербы-то хорошие солдаты?
— Да какие они, хрен, хорошие! В засаде подпустят албанцев, парой гранат перебросятся, а потом в деревне встречаются и спорят, кто кого победил.
— Точно, блин! А мы с ними в обороне сидели, так чистый смех: на одном склоне горы сербские окопы, на другом — мусульманские. Друг друга не видно, зато не убьют. Дома не взрывают, мосты не взрывают: «Нельзя, нам здесь дальше жить!» Приезжаем на позиции, они воют: «Все, русские приехали, теперь война начнется!»[23]
Андрей, как и многие, до сих пор считал по-другому: ему казалось, что сербы воевали мужественно, и лишь подавляющее превосходство натовских армад вынудило их пойти на унизительный мир. Откровения о низких боевых качествах югославов были для него внове.
Командир посмотрел на часы:
— Все, парни, на выход.
Все шумно поднялись, стали разбирать оружие, застегивать глубокие американские каски, обтянутые маскировочной тканью. Некоторые наносили на лица черные полосы.
Артиллерийский обстрел усилился, с неба накатил свистящий рев, и от невидимого звена штурмовиков в сторону невидимой горы понеслись огненные дуги ракет. Надев тяжелые рюкзаки и перейдя ручей, солдаты стали втягиваться в топкое переплетение джунглей. Стояла полная темнота. Под ногами чавкала грязь, ботинки скользили на камнях, на стволах поваленных деревьев. Груз выворачивал плечи, ремень автомата тер и оттягивал шею, спина стала мокрой от пота.
Невдалеке раздался хлопок противопехотной мины, донесся сдавленный крик. Появилась первая воронка — от нее еще тянуло едким запахом разрыва. На коротком привале пришел вызов от Чена:
— Первый — Второму. Как вы там?
— Пока — по графику. Прием.
Внезапно тишину растерзали звуки боя. Впереди заработал крупнокалиберный пулемет, над головой Андрея полетели пули, ударили в деревья. Сверху падали ветки, посыпалась труха. Ухали подствольники, справа и слева с треском рвались гранаты. Солдаты чуть отступили, некоторые начали окапываться. Подполз Есаул:
— Давай артиллерии координаты. Потом вызывай Чена, скажи, мы задерживаемся.
Через минуту-другую темный лес наполнился грохотом, вспышками; тяжело валились деревья, в едком дыму свистели осколки. Артналет прекратился, и сразу последовала команда:
— Вперед!
Из-за деревьев послышались звуки боя — выстрелы, крики, разрывы гранат, — затем все стихло.
— Передавай Чену — идем дальше. Как там китайцы?
— Тоже идут.
Чуть рассвело, и стало заметно, что рубеж обороны повстанцев сильно разбит артиллерией. Валялось несколько трупов. Андрей перевернул ближнего — широкое костистое лицо с мелкими веснушками, длинный прямой нос, русые усы и борода.
— Чех, точно, — подтвердил Есаул, который, пригнувшись, пробегал мимо.
«Чех» значит чеченец. Но, по словам солдат, попадались и настоящие чехи.
Опять впереди шум боя. Посветлело: на розовом небе литой черно-зеленой массой громоздился горный кряж. Стало ясно, как далеко еще до перевала. Рывок, короткий бой, переход. Остановка под обстрелом, координаты для своей артиллерии, атака. Снова переход, остановка перед новым рубежом, артиллерия...
— Второй — Первому. Мы в квадрате двадцать — пятнадцать... двадцать—шестнадцать... двадцать—восемнадцать... Прием...
— Второй — Первому. У нас нет связи со своими, передаем через тебя — пусть макаки подтягиваются, наших раненых уносят и рубежи занимают. Как слышишь? Прием...
— Второй — Первому. Прошли ущелье, сейчас в квадрате двадцать-двадцать четыре. Через полчаса начинаем, вместе с вами. Прием.
Взяли первых пленных. На полянке под черной скалой, поросшей влажно-зеленым мхом, пошатываясь, стояли четверо со связанными за спиной руками. У их ног сидели трое раненых. Есаул, покончив с банкой тушенки, подошел к одному из пленных, худому светловолосому парню.
— Тебя как звать-то, малый?
— Я...Я...
— Что — «я»?! Головка от х!..
— Я-ан. — Губы парня дрожали, на веснушчатом лице виднелись свежие кровоподтеки.
— И откуда ты, такой красивый?
— Из Таллина... — Парень всхлипнул.
— Ну, привет Таллину!!
Сверкнул нож, и пленный повалился на траву, хрипя перерезанным горлом.
— Вперед!
Сзади прогремели автоматные очереди, добив остальных пленных. Выше, под скалами, заработал пулемет, солдаты вновь залегли. Широкоплечий светлобородый мужик установил пульт управления «Малютки». Двое солдат достали ракету, поставили ее на направляющие пусковой установки. Борода прикрутил к струбцине полевой бинокль и склонился к нему, засекая вспышки выстрелов. Определив пулеметное гнездо, он нажал на спуск — разматывая тонкий провод, шипя маршевым двигателем, ракета взлетела и скрылась в пещерке под скалой. Прогремел взрыв, пулемет затих.
— В пятак! — удовлетворенно констатировал наводчик.
Снова заухали подствольники, затрещали автоматы.
— Вперед!
Пот на теле давно высох, в глазах периодически темнело, голова кружилась. Откуда у солдат силы?
— Второй — Первому. Подходим, готовьтесь. Прием.
Новый короткий бой. Загремели разрывы, а с неба эхом ответил гром, сверкнула молния. День начал пригасать под грузной фиолетово-серой тучей. «Вот зараза! Этого только не хватало!»
У сломанного дерева лежала груда обгоревшего, искореженного металла — обломки сбитого вертолета. Беспомощно задралась искривленная лопасть, рассыпались осколки бронестекла. Выше по склону в густом кустарнике спрятался опорный пункт повстанцев, разрушенный ракетами штурмовиков. Из блиндажа выскочил рослый негр с ручным пулеметом наперевес и дал длинную очередь от живота по широкой дуге. Из кустов над блиндажом появился Есаул и бесшумно прыгнул вперед, четким учебным приемом опустив приклад на курчавые волосы, обвязанные ярко-зеленой лентой. Негр ткнулся разбитой головой в дно окопа, а Есаул выпустил внутрь блиндажа сразу пол магазина.
Шинкарев заглянул в блиндаж: темно, душно, с нар, покрытых грязным шерстяным одеялом, свесился мертвец, почти касаясь бритым затылком земляного пола.