— Вперед!
В густом ливне солдаты поднялись в атаку. Они скользили и съезжали на мокром склоне, расстреливая последние магазины. Отчаянным усилием Андрей извернулся на «полке», пропуская мимо себя полетевший вниз гранатомет. Стянув со спины винтовку, Шинкарев поднялся по скале до самого перевала; там уже все смешалось, завязался рукопашный бой, стрелять было нельзя. Раскроив прикладом голову какому-то арабу с длинными волнистыми волосами, Шинкарев увидел, как Есаул, выбив автомат у старика в темном балахоне, вдруг согнулся, схватившись за бедро, пробитое длинным кривым ножом. Сзади неожиданно показался китаец Джекки, с хрустом всадил штык старику в спину. Новые и новые китайцы стали прыгать в окопы, их резкие крики-выдохи смешались с мусульманским «Аллах акбар!» и боевым славянским матом. Хлестал ливень, гремел гром, тяжелые ботинки месили в окопной грязи каких-то смуглых людей. Бой быстро перешел в резню; гремели последние, добивающие выстрелы, а русские уже обнимались с китайцами, хлопая друг друга по грязным мокрым спинам:
— Здорово, Джан, здорово, бродяга! А Ли где? Ранен, что ли? И Васька ранен, и Иосиф ранен. Все люди братаны, я тебе точно говорю...
Шинкарев огляделся, одновременно восстанавливая дыхание после свалки. «Так. Серега здесь. Рацию он кому-то на башку надел, да и черт с ней. А вот Чен где?»
— Хай, Эндрю, ты почему такой грязный?
Чен подходил к месту боя не торопясь: на мокрой форме ни пятнышка грязи, на лице ни усталости, ни возбуждения. Рядом с ним шел связист. Китаец приблизился, с любопытством потрогал искореженный ДШК[25] (именно он не давал поднять головы атакующим русским), потом скептически оглядел Андрея — грязного, исцарапанного.
— Выглядишь, как черт знает что.
— Да плевать! — Шинкарев не отошел от боя.
— А где твой радист? — продолжал китаец. — А-а-а, все понятно.
Чен заметил Сергея, озадаченно трогавшего разбитую радиостанцию, угол которой глубоко вошел в чей-то висок.
— У нас бы его отдали под суд. И тебя вместе с ним. Сергей! Внизу подойдешь к Рахиму, пусть объяснит тебе боевые задачи связиста.
— Да брось ты... — махнул рукой Шинкарев — Зачем портить хороший день? И вообще, господин капитан, отвали от моего связиста! Иди своими китаезами командуй!
— Хороший день? — переспросил Чен. — Пусть будет так. Работа действительно неплохая. Но не последняя.
— На сегодня?
— Только не сегодня! Сдаем рубеж макакам, и вниз — отдыхать. За ранеными придут вертолеты, можешь лететь, если хочешь.
— А ты?
— Я нет. Пройдусь с ребятами.
«Щас, братела, разбежался! Черт его знает, сколько их тут со «стингерами»[26] по кустам хоронится. Трупы-то чьи? Пастухов только, да всяких недоносков, которых не жалко для прикрытия отхода. А где настоящие бойцы? То-то и оно!»
— Ну и я с тобой, — ответил Шинкарев.
Китаец вынул из нагрудного кармана плоскую фляжку, обтянутую дорогой тисненой кожей, свинтил никелированную крышку-стаканчик:
— Третий тост, что ли...
Глава одиннадцатая
На тропе, уводящей с перевала, лежали убитые мусульмане. Тропа была заминирована, в зарослях и осталась группа китайцев. Коран требует, чтобы убитый мусульманин был похоронен в день смерти, до заката солнца, поэтому за трупами должны были обязательно прийти. Пришедших китайцы убьют, а потом убьют и тех, кто придет за убитыми. Русские отказывались охотиться на похоронные команды, китайцы нет. Все прочие, свободные от засады, направились в лагерь. На спуске шло двустороннее движение — навстречу цепочкой поднимались солдаты в малиновых беретах, склонившиеся под тяжелыми вьюками. Под горой в болоте плескалась под ногами мутная вода, в густом переплетении ветвей резко вскрикивали обезьяны. Лесные склоны исчезали в низких тяжелых тучах, везде капало, хлюпало, лилось. Но дождь прекратился.
— Что думаешь делать? — спросил Чен.
— А что, есть варианты?
— Варианты всегда есть. Можно выпить с ребятами, можно съездить в деревню к девочкам.
— Зайду в госпиталь проведать Элизабет. Потом — в палатку и спать.
— Элизабет?! — быстро спросил китаец, не сумев скрыть тревогу.
— Ну да, — пожал плечами Шинкарев. — Я что, не сказал? Отбили мы ее у мусульман. В госпиталь отправили.
— Вот как... Зайдем вместе.
Полевой госпиталь разместился в нескольких широких палатках и белых трейлерах. Перед хирургическим отделением на носилках лежали раненые, внутри мелькали фигуры в халатах салатного цвета, покрытых пятнами крови. Доносился резкий запах хлороформа, таз у входа был полон окровавленных марлевых тампонов.
— Эй, мужики! — донесся голос Есаула. Он тоже лежал на носилках, укрытый черным байковым одеялом.
— Здорово, капитаны, — приветствовал обоих. — Как, Андрей Николаевич, целы?
— Нормально, Юра. Слушай, а где наша пленница?
— Вроде бы в трейлере, вон там, — указал Есаул.
— Иди, Эндрю, я здесь с Юрой постою, — сказал Чен. — Перед операцией ему непросто, сам понимаешь. После подойду. А ты иди.
На берегу Андрей набрал пук мелких белых цветов. Перейдя по бревну шумный вздувшийся ручей, подошел к кубическому светло-серому трейлеру (слово это английское, но в современном «инглише» прицепной вагончик называется иначе, и довольно смешно — «караван»), обил с ботинок цепкую красную глину, постучался в пластиковую дверь:
— Можно?
— Come in. — Голос был знакомый, но странно тихий.
Элизабет, одетая в мягкий спортивный костюм, сидела на застеленной кровати, охватив руками колени. Взгляд был пустой и спокойный, голос монотонный, медленный.
— Входите, Эндрю. Поставьте цветы в воду. Простите меня за то, что я кричала там, наверху.
— Бросьте. Ерунда.
— Не ерунда. Я ведь офицер, как и вы. А то, что мои гениталии устроены иначе, чем у мужчин, не дает мне права... Господи, что за чушь я несу?! — Женщина махнула рукой, отвела взгляд от лица Андрея. Потом снова заговорила:
— Это должно было случиться, правда? Чудесный вечер, тайцзи с Ченом, а потом на дороге — удар, выстрелы... ужас! Со мной была напарница, Джейн, тоже сотрудница... Красного Креста. Я пыталась узнать хоть что-то. Но ее пока не нашли.
— Может быть, еще найдут. Наступление продолжается. Как вы себя чувствуете?
— Все в порядке, меня не изнасиловали, если вы это имели в виду. Смешно — я будто расшифровываю ваши вопросы. Помните, как мы разговаривали на вилле? Позавчера, но словно в прошлой жизни.
— Да я, собственно... — попытался ответить Шинкарев, не очень понимая, что ему говорить.
— Не то имели в виду? — подхватила американка. — А я — именно это. Один, правда, собирался. Полагаю, вы не думаете, что у меня появилось бы желание сопротивляться.
— Что же случилось?
— Вам уже интересно. Нас захватили по дороге, сразу разделили. Меня отвезли в горы. Не допрашивали. Потом... я уже сказала. Кажется, это называется кассетной ракетой. Ему оторвало ногу. Господи, как он кричал! Меня забросили под нары, а его положили сверху, и кровь текла на меня, наверное, час. Это он лежал на нарах, когда вы вошли. И еще эта женщина... Еще раз простите, мне нужно выговорится.
— Я понимаю.
— А как вы? Как прошел день с Патрицией? Чем кончился бой?