— Может быть, вернетесь к обращению на «вы»? Раз уж не стали стрелять. Вы согласны?
— Хрен с тобой. То есть с вами.
— Excellent (Отлично (фр.)). — А здесь весело, — кивнул Костас на соседнюю яхту, — почти как на Кипре.
— Даже слишком. Я говорю в целом.
— Я тоже.
Двое еще раз взглянули глаза в глаза. Кажется, они могут доверять друг другу. А что им еще оставалось?
— Так вы приехали к Чену? — переспросил Шинкарев. — Зачем, если не секрет?
— Что-то — секрет, а что-то и не секрет. Я привез предложение от одной российской организации, называемой РОСПО.
Шинкарев никогда не слышал про такую.
— И что она хочет?
— Не суть важно, что она хочет. Важно то, чем она может стать. И не одна она. Вот что главное. Я бы сказал, это структура-прототип.
— Простите, не понимаю вас.
— Вот в чем дело, Андреас. — Господин Димитриадис удобнее откинулся на диване, перебросив ногу на ногу. — Насколько я могу понять, в России назревает интересный процесс. Общество чувствует потребность в некоей структуре, которая захочет и сможет взять на себя ответственность за происходящее. Некоторые называют такую структуру Орденом, другие — теневой дирекцией корпоративного государства...
«Элизабет говорила о России-корпорации. Чен говорил о воинских кланах как о главной силе будущего. И этот!»
Честно говоря, Андрей и сам слышал эти разговоры. Правящий Орден священников и воинов — современный, мобильный, беспощадный к врагам. Готовящий русскую элиту для будущих войн за выживание. Сила, которая заставит российских чиновников и олигархов работать «за страх» — поскольку «за совесть» у них за последнюю тысячу лет как-то не очень получалось.[65]
— Элита. Орден меченосцев, — добавил киприот.
— Скорее, топороносцев.
Шинкарев был убежденным простолюдином, брезгливо относящимся к претензиям любого рода «элитариев». В особенности вышедших из ларьков или из постелей недавних ларечников. Вообще, «Элита» — хорошее название для свиноводческого хозяйства. Кстати, такое до сих пор работает рядом с его родным Красноярском.
— Человек из РОСПО, с которым я беседовал перед отлетом, не одобрил бы вашей иронии, — заметил господин Димитриадис.
— Это его проблемы. Все сказанное связано с отправкой сюда боевых отрядов?
Это была чистой воды провокация. Но киприот и ухом не повел. Уже знал о предложении Чена? А может, дело в другом — «Лимассол инвестментс» давно хотела посредничать не только в экспорте техники, но и живой силы.
— Возможно, как-то связано, — ответил Костас. — Элита общества выковывается в дальних походах. Скажем, русские князья ходили в походы на Константинополь. Там мои предки их регулярно били, но ваша пропаганда, как всегда, исказила исторические факты.
— Вы тоже не иронизируйте.
— Не буду.
— Об этом кто-то знает? Я имею в виду, за пределами России.
— В современном мире мало секретов. Разумеется, знают. И многим это очень не нравится.
«Элизабет? То-то она в Питер намылилась». Шинкарев потер ладонью лоб.
— Еще вопрос. В порядке отделения мух от котлет...
— Ну?
— Я-то что буду с этого иметь?
Киприот спокойно принял новый поворот разговора. Не стал с ходу говорить, что он не уполномочен вести такие переговоры. Он-то как раз и обязан их начинать, а начальство вынесет окончательное решение.
— Это зависит от многих вещей. В частности, от формы вашего участия в деле.
— Так и я о том же. Один процент, скажем. Или, к примеру, полтора...
— Un moment! (Минуточку! (фр.)) — перебил его Костас.
Он поглядел на часы, потом прислушался. Поднял палец: «Тише, Андреас!» На пирсе послышались торопливые шаги нескольких человек, неловкий прыжок на корму, за ним другой, глухой удар тела о борт. Андрей поднял пистолет.
— Не надо, — остановил его Костас. — Если я не ошибаюсь, это ваши знакомые.
— Какие еще знакомые?
— Сейчас поймете.
Открылась дверь, и в салон ввалилась Патриция: волосы растрепаны, руки и разорванное платье выпачканы землей, травяным соком и сажей. Босоножки куда-то исчезли, на чулках — дыры, икры и ступни в пыли. Ударившись головой о притолоку и боком о край стола, она рухнула на диван, сразу протянув руку к бару — за бутылкой. Крыса была явно не в себе, но не пьяна, разве что слегка:
— А-а-а, fuck-переfuck... — понесло ее на всех языках сразу — Кретины! Сволочи! Такую мать!
— А мне нравится ваша девушка, Андреас, — добродушно заметил Костас. — Я бы сказал, je ne sais pas quoi (В ней есть изюминка (фр.)).
— Пожалуй, мы будем более терпимы к вашему знакомству. Патриция Фергюсон, если не ошибаюсь?
Из того, как киприот глядел на Патрицию, — глаза чуточку вприщур, в уголках губ едва заметная улыбка, расслабленная рука свободно лежит на поднятом колене, — было видно, что этот мужчина как рыба в воде ощущал себя в эротической стихии — как оно и подобало гражданину острова Афродиты. Чем еще заниматься греку, кроме наслаждения жизнью в обществе приятных дам? «А китайцу — ногой головы отшибать? А современному русскому мужику — пережевывать свои комплексы?» Размышляя так, Шинкарев с интересом наблюдал за происходящим, не делая попытки вмешаться.
— А ты кто такой, так твою... — окрысилась на гостя Патриция и снова обернулась к Андрею, одновременно наливая себе виски. — Нет, ты представляешь, какие суки?! Представляешь?!
— Представляю, — уверил ее Шинкарев. — А кто именно?
— Да наши, консульские! Всех американцев предупредили, кроме меня. Знали же, сволочи...
— Крыса, кончай орать!! — рявкнул с кормы Чен. Пригнувшись, он заглянул в салон и тут же выхватил пистолет, направив его в лоб киприоту.
— Bon soir! (Добрый вечер! (фр.)) — вежливо поклонился тот. — В вашей компании дурная привычка — чуть что размахивать пушкой. Так и до беды недалеко.
— А, это ты... — китаец вгляделся в гостя и опустил пистолет, — как тебя там...
— Костас Димитриадис, с вашего позволения. Avec quelque raison (С некоторым основанием (фр.)) — могу предположить, что у вас проблемы.
— Правда, Чен, что случилось? — спросил Андрей.
— Ответ за ресторан. Вонг и трое наших убиты. Генерал ранен, Ши-фу ранен, ребята его эвакуировали. Похоже на крутую подставу. Надо рвать когти.
— Нет, но какие... — снова начала Патриция.
— Заткнись! —Чен грохнул кулаком по столу.
— А пошел ты! — Крыса поднялась и, пьяно пошатнувшись, ввалилась в спальный отсек, хлопнув дверью так, что дрогнула прочно закрепленная переборка.
— Нечего сказать... «Банда четырех», — заметил киприот, скептически оглядев присутствующих, включая и себя. — По крайней мере ясно, в какой ситуации мы все находимся.
— В дерьме!
Совершенно с вами согласен. Entre nous (Между нами (фр.)), — вы даже недооцениваете глубину этого самого дерьма. А позвольте спросить, зачем вы в кабаке-то так разошлись? Хотя эффектно, не спорю: «Там били девочек, Марусю, Розу, Раю...» —мечтательно пропел он по-русски.
— Откуда знаешь?! — вскинулся Чен.
— Лежал под крайним столиком, у стены. Потому и уцелел. А вот дама моя, увы — три осколочных, да еще пулевые. Пришлось оставить ее на поле боя. Быть свидетелем у копов, согласитесь, дурной тон для настоящего comme il faut (Светского человека, комильфо (фр.)).
— А что мы недооцениваем? — Чен убрал пистолет.
— Андреас, я убедился, — торжественно обратился Костас к Шинкареву. — Чен действительно умный человек! А недооцениваете вы того, что я увидел, покидая этот веселый домик.
— Что ты увидел?
— Одну камеру вы грохнули, как порядочные люди, а другая-то осталась! И фейсы ваши, надо полагать, уже в коповских компьютерах. А то и в других, поважнее. Так что скоро мы увидим новые похождения нашего телепузика, — указал он на Шинкарева. — Так сказать, вторую серию. Напарник-то, как я понял, отвоевался.
— Да, Вонга нет. Это многое осложняет. Дерьмо!