Врачи клиники Марии Помощницы, куда женщину привезли еще ночью, были единодушны: она долго находилась в помещении, куда не поступал солнечный свет. Только этим они могли объяснить такую бледность кожи в сочетании с выпадением зубов и ослабленным зрением. Генетически она точно не была альбиноской.
Кроме этого удалось установить следующее: женщине от двадцати двух до двадцати восьми лет, ее рост – 178 см, она крайне истощена (подкожный жир полностью израсходован), к тому же от нехватки витаминов у нее развилась болезнь моряков былых времен – цинга. Особых примет женщина не имела, если не считать маленькой татуировки на бедре – букв «B» и «S», оплетенных терновником. Больше ничего такого, что помогло бы установить личность. Но Йенсу обязательно нужно было имя, чтобы расследование сдвинулось с мертвой точки.
Перед тем как ехать в больницу, он просмотрел гамбургскую базу данных людей, которые числились пропавшими. Это ни к чему не привело, потому что на тот момент он почти ничего не знал о женщине. Теперь у него имелись хоть какие-то данные: точный рост, приблизительный возраст, татуировка в виде двух букв. Но и этого было слишком мало.
Доктор Либкнехт, заведующий отделением и главный врач клиники, разрешил Йенсу допросить бледную женщину в его присутствии, но, когда они вдвоем вошли в палату, стало ясно, что никакого допроса не выйдет.
«Darling, свет моей жизни…» – это Йенс уже слышал, когда, фонтанируя кровью изо рта, навалился на несчастную. Коллеги, которые видели ту сцену, сейчас наверняка со смаком пересказывали ее всему управлению.
– Darling, свет моей жизни… – повторяла бледная женщина.
Когда Йенс задал свой вопрос, доктор Либкнехт глубоко вздохнул, покачал головой и с укором произнес:
– Так вы ничего не добьетесь. Как ее зовут, мы уже спрашивали.
– Если у вас есть другие идеи – пожалуйста, вперед.
Доктор показался Йенсу высокомерным, но что поделаешь, если этот груботесанный великан считается здесь кем-то вроде бога.
Тяжелое лицо Либкнехта наморщилось. Очевидно, эта малопривлекательная гримаса выражала задумчивость. Потом он энергично кивнул и выпрямился.
– Я бы попробовал так… – Пристально посмотрев на пациентку, доктор сказал: – Darling, свет моей жизни, ты меня слышишь?
Эти слова Либкнехт произнес измененным голосом, вызвавшим у Йенса желание улыбнуться.
Женщина смотрела куда-то внутрь себя. Наверное, в тот мир, где провела последние годы. Что, если пережитая травма расколола ее личность? Йенс читал, что такое бывает, причем нередко. Так разум защищается от окончательного краха.
– Darling, свет моей жизни, ты меня слышишь? – повторил доктор.
Как ни удивительно, женщина повернула голову, видимо, пытаясь определить, откуда идет звук.
Йенс мог бы посмотреть ей в глаза, но не решился. Его пугало безумие, которое таилось в них. Вдруг оно заразно?
И тут бледная женщина сделала нечто чрезвычайно странное. Она запрокинула голову и уставилась в потолок. Он был невысоким, метра два с половиной, но ее взгляд явно стремился дальше – в небо, которого она так долго не видела. Улыбнувшись радостно, даже с надеждой, она широко открыла рот и высунула язык, как будто собиралась принять дар небес. Череп, обтянутый прозрачной кожей, выступающие скулы, выпавшие зубы… Сейчас все это делало ее похожей на ведьму.
Как ни страшна была эта сюрреалистическая картина, Йенсу пришлось смотреть.
– Darling, свет моей жизни, где ты? – не сдавался доктор Либкнехт.
Он казался взволнованным, как сыщик, напавший на след. Но бледная женщина не ответила ему. Судя по всему, она даже не замечала ни его, ни Йенса. Ее внимание по-прежнему было приковано к потолку, которому она подставляла высунутый язык.
И вдруг послышалось не то прищелкиванье, не то чавканье. Бледная женщина издавала отвратительный звук – Йенс никогда в жизни такого не слышал. Волоски на его руках встали дыбом.
На платформе метро опять толпился народ. Воздух был спертый, тяжелый. Раньше все это не особенно смущало Виолу, но с тех пор, как ей стало казаться, что за ней следят, она с подозрением смотрела на всех мужчин в радиусе нескольких метров. Многие откровенно пялились на нее, некоторые выглядели прямо-таки угрожающе.
Подъехал поезд. Шевелящаяся толпа образовала заторы перед автоматическими дверями. Самые решительные расчищали себе дорогу локтями, портфелями, палками, детскими колясками. Виола этого не умела. Когда она ездила в школу на автобусе, ей часто приходилось довольствоваться стоячим местом. Вот и сегодня получилось то же самое. Хорошо, что удалось хотя бы встать у дверей…