Алексей Азаров
Курьер запаздывает
Ал. АЗАРОВ, Вл. КУДРЯВЦЕВ
ПОВЕСТЬ
Рисунки Б.СОНИНА
В этой повести мало домысла. Ситуации, описанные нами, в основном совпадают с действительными событиями, а человек, названный слави багряновым, — он среди нас, живет в москве, и многие видели его на гоголевском бульваре. Любители шахмат поговаривают о нем, как об интересном и остром игроке. Впрочем, это все, что они знают о нем; остальное — настоящее имя, биография, вкусы и привычки — известны только тем, кому по должности положено быть осведомленным о некоторых других деталях его биографии.
Работая над повестью, авторы старались по возможности приблизить текст к изустному рассказу своего героя, и это не литературный прием, а, как нам кажется, единственно возможный для данного случая способ сохранить и донести до читателя подробности операции “идите с миром” — одной из многих операций, в которых участвовал человек, носивший двадцать девять лет назад имя слави николова багрянова…
Москва, 1971 г. Авторы
1. ИЮЛЬ. 1942. ЭКСПРЕСС СИМПЛОН — ВОСТОК. ПРОМЕЖУТОЧНАЯ ОСТАНОВКА В БЕЛГРАДЕ
— Кто вы такой будете, ваша милость?
Он промолчал.
— А вы тоже по коммерческой части работаете?
Э.Накадзоно,
Тайный рейс
Путь его лежал через темные болотистые пространства.
Вальтер Скотт,
Гай Мэнеринг
Я ненавижу мелкий дождь. Не то что он действует мне на нервы, но при виде капель, тянущихся по оконному стеклу, у меня возникает озноб. Мир кажется собором, где идет панихида по усопшему. Хочется вынуть платок и промокнуть глаза.
Дождь преследует от самой границы. Сначала это была гроза с ударами грома, похожими на бомбежку, потом она перешла в ливень, а сейчас выродилась в мелкую дребедень, которая и не думает делать передышки. Во всяком случае, до вечера у неба хватит запасов воды — пепельные клочья, плывущие в зените, смыкают строй, сливаются в безнадежную темную тучу.
Отправление затягивается, и я стою на перроне, разглядывая воробьев, прячущихся под навесом. Они мокры и невеселы, и перья у них топорщатся как иглы. Птицам тоже плохо, и даже крошки булки, брошенные мной на асфальт не привлекают их внимания.
Усатая итальянка — первое купе, место номер два — прогуливаете перрону сизую от влаги болонку. Болонка брезгливо обходит лужи и нервно зевает. Я касаюсь пальцами полей шляпы и выдавливаю улыбку.
— Доброе утро, синьора!
— Доброе утро… Почему мы так долго стоим?
— Никто ничего не говорит. Даже радио онемело.
Итальянка нежно гладит мокрую болонку.
— Не капризничай, Чина.
Усики у итальянки, как у д’Артаньяна, но это не делает ее непривлекательной. Кажется, она не прочь со мной подружиться — до Милана еще далеко, а в дороге так скучно.
В нашем вагоне пустует половина купе. Война. Сейчас по Европе путешествуют только те, кого гонит в дорогу необходимость. Я тоже, честно говоря, охотнее сидел бы дома или в своей конторе на улице Граф Игнатиев. В такую погоду Мария сварила бы мне крепкого кофе и я пил бы его из крохотной чашечки — горький, густой.
— Ну же, Чина, делай пипи!
Я вздрагиваю и смотрю на итальянку. Она озабочена. Болонка крутится возле моей ноги. Строю милую улыбку и отодвигаюсь. И снова вздрагиваю, ибо черный раструб перронного репродуктора внезапно обретает дар речи. Слова хрустят, как жесть.
— Пассажиров экспресса Симплон просят занять места в вагонах!.. Повторяю: дамы и господа, займите свои места в вагонах! Соблюдайте порядок!
Д’Артаньян в юбке подхватывает на руки свое мохнатое сокровище и торопится в вагон; я помогаю ей одолеть ступеньки и удостаиваюсь многообещающей благодарности.
— Грация!
Одно слово, но как оно сказано! И почему это мне всегда так везет? Куда бы я ни ехал и как бы пуст ни был вагон, в нем всегда отыскивается одинокая дама, безошибочно угадывающая во мне холостяка и считающая долгом пустить в ход свои чары.
Итальянка наконец скрывается в купе, а я, не теряя времени, бегу в другой конец вагона. Мне почему-то кажется, что объявление по радио отнюдь не означает конца затянувшейся остановки и связано с каким-то сюрпризом для пассажиров. Если это так, то лучше смирно сидеть на месте, сменив обычную обувь на теплые домашние туфли без задников и погрузившись в чтение детективного романа.
Тихие шаги в коридоре. Негромко брошенная фраза, в которой мелким прованским горошком перекатывается буква “р”, и вслед за проводником в коричневой курточке через порог купе перешагивает Вешалка с обвисающим с плечиков костюмом. Костюм черный, в скромную тонкую полоску… Сюрприз, хотя и не тот, о котором я думал.