'Платёжный счётъ: 265 ₽ 50 коп.
Накопительный счётъ: 9190 ₽'
В итоге оставшиеся восемь с половиной тысяч ушли через посредника Модесту Константиновичу точно в срок. А спустя пару дней мне отзвонился Вольдермар Иванович.
— Всё, Эльдар Матвеевич, я передал ключи от ячейки и проследил, что он забрал.
— Как он выглядел?
— Небритый, среднего роста… в очень странной не то куртке, не то рубашке — с тремя полосками по бокам.
— Адидас? — зачем-то вспомнил я.
— Да, возможно… я никогда не видел такой фасон.
— Хорошо. Спасибо. Родина вас не забудет.
«Родина», — вздохнул я, положив трубку. Чем ближе была свадьба Сида, тем ближе приближался момент истины, когда я должен был совершить самый важный выбор в своей жизни — и, возможно, во всех последующих жизнях. И чем больше я задавал себе вопрос: «Хочу ли я сохранить этот мир?» — тем чаще возникал другой: «Зачем этот мир убивать?»
И дело было не только и не столько в Нинель Кирилловне, общение с которой продолжалось по сети, и которая всё ещё продолжала быть смыслом жизни моего реципиента. (Да, возможно, стоит упомянуть то, что летний зной дошёл и до Петербурга, и она прислала фотографию своего нового полупрозрачного топика, который надела без лифчика.)
Дело в моём профессиональном опыте, который неожиданно подлежал пересмотрению. Выражение «парша магии» сидела в глубине моего самосознания очень глубоко. Каждый раз, вспоминая о том, что я «сенс» и, фактически, маг, каждый раз перед тем, как применить навык — какая-то часть меня брезгливо морщилась, как будто мне предстоит ковыряться в сливе раковины, доставая застрявшие там объедки.
За пару дней до седьмого июля, заехав после очередного экзамена на тренировку к Барбару и встретив там старого приятеля, Алишера, после спарринга я спросил его, знает ли он такого ученика, как Микифора.
— Припоминаю… — оскалился парень. — Имя странное. Барбар говорил о том, что был такой парень, давно. Какой-то богатенький сенс, вроде тебя, вроде бы.
— Ты так говоришь, как будто это что-то плохое, — усмехнулся я.
— Конечно, ничего плохого. Твои способности, какие бы ни были — благо для всех нас.
Бывает так, что одна простая и очевидная фраза может задеть очень глубокие струны души. Примерно тогда я впервые подумал — а почему, собственно, «парша»?
Не было никаких признаков того, что магия может активно распространяться из мира в мир. Не было никаких признаков того, что лица, обладающие магией, вступают в противоречие с целями Бункера. И не было никаких признаков того, что такой мир действительно нужно было бы разрушать.
Примерно с такими мыслями я проснулся в день свадьбы моего камердинера.
Стоит ли описывать свадьбу небогатых людей низшего сословия? Всегда будет примерно одно и то же — пара десятков гостей, половина из которых не вполне жданные, но были приглашены невестой, несколько не то скромных, не то мутноватых друзей жениха. Несколько родственников — у обоих брачающихся их оказалось не так много. Не вполне добрые взгляды тёщи и свёкра, которые уже смирились с выбором детей.
Торжественным моментом стал и мой подарок — помимо конверта с небольшой — так уж вышло — суммой была торжественно вручена купчая и прочие документы, переводящие Исидора Васильевича Макшеина из сословия крепостных в сословие мещан.
— Горько, горько! — последовали возгласы.
Затем — всё переместилось к нам на участок. Выехал свадебный торт, начались традиционно-нелепые конкурсы, устроенные Славиком. Напившийся двоюродный брат невесты, полезший в драку с женихом и ловко перехваченный Василем Исидоровичем.
Была и Алла, приглашённая Софией. Выпившая изрядно, она повесилась ко мне на грудь и бормотала что-то про то, что «Самира уехала, теперь я одна у тебя осталась», но была вовремя загружена на такси и отправлена домой.
Ближе к полуночи народ начал расходиться. Я, уставший от шума и веселья, прошагал по пыльной дороге полкилометра в сторону своего нового участка.
Ворота были открыты, рядом с ними стояла машина — серебристая, достаточно просторная, но невзрачная, слегка угловатая. Что-то стрельнуло глубоко в груди, когда я увидел угловатые обводы и прочитал марку: «Заря-99».