Он сделал непонятный жест рукой и накинулся на следующее блюдо. Я задумался на миг и поёжился. Всё сходилось, более чем. На самом деле, я признался сам себе в догадке только спустя несколько минут, и мне стало жутковато. Очевидно, что это была работа лифтёров, возможно, даже той самой новой опергруппы. Причём кого-то очень изобретательного и наплевавшего на законы. Судя по статье, несчастный саунд-дизайнер был один, лифтёра-наставника в кабине не было. Скорее всего потому, что линия жизни лифтёра в этом мире проходила, не в XIX веке, и вернуться через соседний мир в прошлое он попросту не мог. То есть Алехандро показали всё «на пальцах», бумагу дали. Правила лифтёров не позволяли вербовать «на улице» и отправлять необученных в другую эпоху первым же «рейсом».
И уж тем более моветоном считалось брать в заложники кого-то из близких будущего лифтёра. Да ещё и с целью оставить послание в прошлом — это выглядело как полный бред и попытка создать хроноклазм — определённую алогичную болезнь, замкнутую логическую петлю в ходе роста Ветви. Я был в курсе про подобные эксперименты на обречённых и при этом изолированных — как эта — Ветвях. Лифтёры и старые Секаторы, имена которых я не знал, пытались сделать «надрез», закладывать временнУю бомбу, вроде самосбывающеегося пророчества, которое затем пыталось всех погубить. Как правило, Ветвь, даже самая больная, успешно с этим справлялась — воля цивилизации к жизни и исправлению ошибок прошлого очень велика. К моменту прихода Секатора в настоящее время — от подобных попыток не оставалось и следа.
Что же до применения такого метода против самого Секатора. Да ещё и в магическом мире с весьма сложной и прочной социальной системой — я уже не был так уверен.
— Хорошо, — я растёр ладонями виски и принялся больше размышлять вслух, чем беседовать. — Допустим, какой-то безумец в будущем… или даже в настоящем действительно знает, что я представляю угрозу. И нашёл способ пройти в другой мир. Чтобы что-то сделали со мной.
— Ага, — кивнул Иван.
— Но почему в феврале со мной ничего не происходило особенного? Конец февраля действительно были тяжёлыми, меня отчислили из вуза, то есть, института, потом я открыл навык, стал работать… Но это же всё могло начаться и в феврале?
Сказал я — и осёкся. Или, может, борьба со мной и началась в феврале, сразу после пришествия? Та авария на мосту, пара странных покушений? Нет, про какие-то из них говорил Кастелло из Центра Треугольника, позже смирившийся с моим существованием, какие-то взяли на себя Единороги — всё это враги несколько иных порядков.
— Дело в том, — ответил Иван, сделав паузу, чтобы прожевать жирнющий сырный шарик, — что я спросил того аспиранта, как давно сделано сканирование данной книги. У неё тираж, как я понял, что-то около сотни штук! Очень малоизвестная.
— И когда же?
— Недель пять назад.
Всё сходится, подумалось мне, и по спине пробежал холодок. Именно месяц назад мой отец чуть не застрелил меня, а я — его. Именно месяц назад я принял решение, что не хочу уничтожать мир. И именно месяц назад моя линия жизни в этом мире стала представлять угрозу для Верховного Секатора.
— Ты хочешь сказать, за мной уже могут охотиться?
— Ага.
Глава 31
— Есть гипотезы, кто? — спросил я.
— Я рылся на форумах. Говорят, в мире три основных противоборствующих силы, Европейский полуостров, Россия и Дальний Восток.
— Эк ты глубоко копнул…
Только сейчас я заметил, что у парня есть процент сечения — небольшой, меньше 0,5, но достаточный, чтобы противодействовать «глушилкам», которые, по рассказу Осипа Воршконштея-Порей, блокируют знания широких масс об Обществе.
— Я думаю, может любая из этих сил. Например, европейцы.
Я вспомнил последний звонок с Большой Земли. С европейцами обещали договориться, объяснить, что я не представляю угрозы. Но не было ли это хитрым ходом, чтобы отвести подозрение от…
Нет, подумалось мне. Нет ничего хуже подозрения к своим. В холодном краю паранойя отлично произрастает на почве одиночества. Здесь я в относительной — а может, и в абсолютной безопасности, нет никого и ничего, что может мне угрожать. Драконы крепко держат оборону в этом краю, не пуская чужаков, а след мой затерялся. Не зря же Общество отправило меня на этот край земли?
Задумался я крепко, не заметил даже, как Иван бодро доел ужин и поднялся.