— В последнем? Или в «крайнем», как говорят авиаторы? — уточнил я.
— В последнем, — кивает Верховный Секатор. — Ты отправляешься на пенсию, Эльдар.
— Хорошо, — неожиданно легко киваю я…
И моё временное тело проваливается вниз, через пол. Мимо мелькают куски бетона, видны двери, расположенные по спирали, пару раз вспыхивают лифтовые капсулы.
Бетонный пол «Преисподни» твёрд, но встреча с ним не ломает моих костей. Меня ждёт Лекарь — как всегда, она обворожительно-прекрасна, полуобнажена, в её улыбке слились холод и огонь.
Но, пожалуй, здесь она старше всех её воплощений, что мне удавалось увидеть — ей в районе сорока лет.
— Эльдар… мне так жаль…
— Как ты убьёшь меня на этот раз? — коротко спрашиваю я, уворачиваясь от поцелуя.
Она садится на край кровати вместе со мной, обнимает меня за плечи. Укол как всегда незаметен и безболезнен, но я жду, что дальше последуют пытки.
— Никак… я просто дам тебе уснуть.
И действительно — мы сидели долго, она обнимала меня и гладила по спине, глаза слипались от вколотого снотворного, и постепенно я провалился в уютную, тёплую пустоту.
Эта уютная, тёплая пустота продолжалась долго.
Слишком долго.
Неистерпимо долго.
Потом я понял.
Я принялся пинать эту пустоту, ворочаться в ней, пытаясь выбраться.
И, наконец, выбрался…
— Мальчик, — услышал я голос на знакомом языке и заорал — своим первым криком.
Окончательно прошлые жизни я забыл, пожалуй, к полутора или двум годам жизни.
* * *
Я как будто видел её где-то раньше. Где-то очень давно, и не могу вспомнить, где.
Мы сидим в буфете Калининградского университета после скучной конференции, посвящённой янтарному промыслу. Она сыплет вопросами.
— … Напомните, о чём ваша кандидатская диссертация? Вы, кажется, уже говорили.
— О мортенситных превращениях стали. Булатная сталь, знаете ли. Рецензентом был академик аль-Абади из Кабульского университета, восточноарабской Джамахирии.
— Эти новые политические разделения… Я до сих пор путаюсь.
— А можно нескромный вопрос — у вас немецкая фамилия, но имя…
— Понимаю. Тюркское. Я на четверть татарин, на четверть — немец. Родом из Караганды, знаете, наверное, шутку — «где — в Караганде?» Туда после войны депортировали немцев из-под Саратова. А вы…
— Ой, я не сказала же — я занимаюсь кристаллографией. Сейчас пишу монографию про калаверит, это золото-теллур, мы с моим научным руководителем собираемся запатентовать одну мою технологию… Вы очень странно на меня смотрите, Эльдар Матвеевич.
Это я-то странно смотрю?
— Простите, есть такое чувство, называется на французский манер дежа вю…
— Oh, de Javu, oui, je sais!
— Ого, вы так хорошо знаете французский! Мы точно раньше никогда не встречались, Алла?.. Чёрт, простите, очень неловко, вы сходу запомнили моё отчество, а я ваше — нет.
— Алла. Можно просто Алла…
Её глаза светятся от счастья — а я не могу понять, почему? Что она нашла в уже немолодом доценте-бобыле, перешагнувшем сороколетний юбилей?
Масштаб проблемы
— Я с-сам, — сказал он и дёрнул за ручку.
Опять заикание — как некстати оно проявляется! Что поделать — он здесь в том числе для того, чтобы избавиться от этой проблемы.
Неприметная дверь на заднем дворе ремесленного техникума под серой табличкой «Клубъ Восточныхъ Единоборствъ» распахнулась с трудом. То ли изнеженному дворянскому плечу не хватило силёнок, чтобы открыть увесистое дверное полотно, то ли дверной косяк специально был подобран так, чтобы гость предпринимал усилие, чтобы попасть вовнутрь.
— Ваше…
Сопровождающий задержал его. Он был таким же высоким, одетым в такую же неприметную толстовку с капюшоном, вот только куда более плечистым, нежели юноша, открывший дверь.
— Т-тише, — сказал открывший. — Микифор. Зови ме-меня Микифор.
— Что за имя-то такое странное выбрли. Есть Никифор, есть Микола, а так, чтобы вместе…
— Луороветланский князь такой б-был. В последнюю русско-чукотскую, при Константине. Историю лучше учи, В-ваня. И зови меня на ты — хотя бы тут.
— Но ведь…
— Сейчас ни один крепостной на-ашего возраста своего д-дворика не зовёт на «в-вы», все тыкают. Хотите, чтобы вас раскрыли? Идём, Ванька.
— Что за слова такие… «дворик». Дворянин, — пробормотал Иван, но барина своего послушался.
Впереди оказался тусклый коридор, закончившийся двумя дверьми: с одной стороны раздевалка, с другой — зал с выцветшими плакатами, на котором изображались в разных позах не то самураи, не то ниндзя, не то плантаторы японской колониальной армии Великой Полусферы Южного процветания.
Из-за угла вышел мужчина — лет сорока, подтянутый, но какой-то затрапезный, как говаривала маменька, пока ещё была жива. «Микифору» подумалось, что фамилия ему совершенно не идёт, и что либо это любовь к алкоголю изменила черты его лица, либо обильное общение со студентами ремесленного техникума. В руке он держал электронную игрушку «Блоки», весьма популярную в начале 90-х.
— Барбарискин Сергей Сергеевич? — спросил Иван.
Тренер кивнул и уткнулся в чёрно-белый дисплей.
— И чего припёрлись? Тренировка завтра. Записывались хоть?
— По т-те…
— Чего ты там бубнишь⁈ — рявкнул тренер.
— По телефону, — подсказал Иван. — Я — Иван, и Микифор.
— А, те… Дворик со слугой своим, — сказал он и отвлекся от телефона.
— С камердинером, — поправил его Иван.
Барбарискин смерил взглядом обоих посетителей и вынес вердикт.
— И чего вы хотите? Ну ты-то нормальный, а вот этот? Сколько рост?
— М-метр девяносто.
— Я не знаю, как с этим работать, тут мышечную массу полгода восстанавливать. К тому же двориков я стараюсь не брать, извините. Если кого крепостной крепко поколотит — я потом не расплачусь.
— Мне ск-сказали, что вы сможете ве-верно оценить масштаб проблемы, — сказал назвавшийся Микифором. — И пу-пути решения.
— Масштаб проблемы… Ну, давай, скинь кужух, посмотрю на тебя.
«Микифор» стащил через голову толстовку, оставшись в дорогой кастильской футболке, спешно поправив амулет, висевший на шее.
— А это чего? — нахмурился Барбарискин. — С цацками нельзя. Неположено.
— Это не допинг, не ус-усилитель. Это «маска».
— Всё равно. Нельзя. Сними.
— Ни в коем случае, наше условие, что все занятии — строго с амулетом, — сказал Иван. — Поверьте, сударь, вам лучше не стоит видеть его истинное лицо.
Тренер оказался за спиной «Микифора» за доли секунды. Заломил руку за спину, нащупал цепочку на шее, дёрнул вверх и выругался. В пальцы ударило током, а руки обожгло защитным парализующим заклятием…
— Твою ж… — успел выругаться он, взглянув в лицо.
В следующий миг тренер уже лежал на полу, а болевой захват Ивана выдернул из его руки амулет и вернул «Микифору».
— Довольны? — спросил Иван.
— Ещё как, — сказал тренер, поднявшись с пола. — Если ты сам такой борзый, чего ж не тренируешь? Почему его эти ваши…
— Объяснять не умею, — признался камердинер. — Да и как мне бить… Пытался, но… А «эти ваши» против занятий, говорят, что негоже юноше физическими нагрузками заниматься, тело надо беречь.
Барбарискин сел на скамью, растёр потянутое запястье.
— Значит, сами решили. Значит, хотите тайно. Значит так, Иван, или как там тебя. Бить барина своего не хочешь? Ну и уматывай! Чтобы ноги твоей здесь больше не было!
— Не положено, — покачал головой Иван.