От этого голоса у Олега по спине побежали мурашки.
Свой голос он не спутает ни с каким другим.
Из зала выходит Олег-2. На нём точно та же одежда, что и на Олеге-1 — служебная куртка, поношенные кроссовки, с воротника висят наушники плеера. Этот Двойник не из этой Ветви. Он пришёл из Бункера.
За ним из другого зала выходит Влад-2. Олег-1 понимает, что с тремя людьми ему не справиться, и бросает ручку на пол.
— Я создал Развилку в день, когда ты пришёл за мной, — говорит Влад-2. — Вышел через туннель, породив своего двойника. Квантовое деление. Потом вернулся по туннелю в эту Ветвь. Мне удалось перехватить твоего двойника в квартире у Леры. Вы поругались, и ты — точнее, вот тот твой двойник — чуть не убил её перед уходом. После этого ты вернулся в бункер, а мы трое — в эту реальность, которая начала разрушаться.
— Этот театр, точнее, бомбоубежище под ним — один из Парадоксов, — продолжает рассказ Влад-1. — Таких мест всего штук десять по России. Есть люди-парадоксы, вроде нас, а есть места-парадоксы. Это своего рода туннели, проходящие через все Ветви. Про них принято молчать, потому что все пользуются портальными наклейками. Только лифтовая наклейка позволяет перемещаться только в Бункер, а туннели — минуя их. И создавать новые Ветви.
— Я предполагаю, что они — изобретение конкурентов, — говорит Влад-2.
— Конкурентов? — смеётся Олег-1. — Кроме Службы есть кто-то ещё? Это шизофазический бред. «Полный пердимонокль», как говорит Аристарх. Мы — монополисты.
Влад-2 повышает голос.
— Тебе хорошо промыли мозг! Позволили возомнить себя Богом. Но это не так. Ты всего лишь циничное чмо, которому такие же уроды дают указания, что делать. Не думай, что ты свободен. По-настоящему свободные не станут жить в Бункере, который не существует ни в одной реальности.
Первый Олег делает пару шагов по ступеням вниз. Он уже сомневается, но всё ещё спорит.
— Может, мне нравится так делать? Нравится так жить? Мы же все делаем полезное дело, и…
— А мы не делаем полезного! — перебивает его Олег-2. — Ты — и я — никогда не умели анализировать историю. Вся наша деятельность сводится к уничтожению самых перспективных Ветвей и контролю за ростом плохих.
Олег-2 усмехается и кивает.
— Не правда. Я думал над всем этим, ты должен это помнить. Даже если правда, мне плевать. И что ты предлагаешь? Ты же знаешь, что если мы не вернёмся, то погибнем в этой реальности. И этим мы предадим Службу. И попадём в ад…
— Лифтовая Служба — это и есть ад, Олег! — говорит Влад-1. — Пойми, мы все — грёбаные демоны, предатели, которым нет прощения. У нас есть Перемещатели. С помощью туннеля мы сможем сделать столько клонов и столько Перемещателей, сколько нужно для вторжения в Бункер, а потом уничтожить его.
Олег-2 подходит ближе, и Олег-1 бросает презрительный взгляд на своего двойника.
— А ты-то почему с ними? Что за дурь у тебя в башке?
— Ну, я подумал, может, действительно кроме Бункера есть кто-то, кто следит за Ветвями. И если мне просто так дали спокойно уйти в реальность с этим туннелем, это значит, что у меня появился шанс всё исправить — если не в своей жизни, так в жизни нескольких реальностей.
— Шанса нет, — вдруг говорит Влад-2, глядя в навигатор. — На локаторе двенадцать точек, театр окружён. Быстро в подвал.
Они бегут по лестнице вниз, поворачивают в коридор и добегают до конца. В углу Олег-1 видит узкую деревянную дверь и лестницу в подвал.
— Ад, говоришь, — усмехается он и смотрит, как два Влада и его Двойник спускаются по лестнице. — Нет, ребята, ад совсем не такой.
Он срывает с пояса магнитную полоску, надрывает и бросает в лестницу, захлопывает дверь и прыгает назад, в коридор. Через две секунды позади слышится взрыв, дверь выбивает огненным шаром и кусками тел.
Олег никогда не узнает, было ли сказанное двумя Владами правдой. Но ему плевать, потому что задание он выполнил.
илл. А. Павлов
* * *
Осталось секунд тридцать.
Олег выходит на улицу, смотрит на пятиугольник улиц и довольно потягивается. Слева по двум проспектам медленно движется тёмно-сизое облако, постепенно опускаясь вниз и превращаясь в реку из мутного снега. Слева и справа он замечает преломления света в форме пяти-шести человеческих силуэтов, направляющихся к нему.
Элитная группа номер Шесть, чистильщики.
— Я уничтожил обе копии Влада и своего двойника, — говорит Олег. — Эта Ветвь обречёна, но соседняя, с развилкой, всё ещё живая. И ещё шесть других с туннелем. Нам не составит труда обойти их все.
— Нам — да, — кивает одна из безликих фигур. — Тебе — нет. 42-ая группа слишком много знает. Мы найдём другие ваши копии.
Кто знает — может, проверить гипотезу по поводу ада и архидемонов с пятью плётками Олегу всё-таки удастся.
* * *
Олег выходит из маршрутки, мысленно проклиная русский шансон, попсу и севшую батарейку плеера, и идёт к цветочному киоску. Хризантемы стоят по сотке, а розы чуть дороже — сто восемьдесят. Он достаёт из кармана предпоследнюю в этом месяце тысячу, берёт пять алых роз и идёт к соседней девятиэтажке, с волнением вспоминая, какой номер квартиры надо набирать в домофоне.
(2012)
(прим. автора: имена героев случайные)
Фото негритянок
Солнце падает в далёкое западное море, разбросав тени по крышам крохотной казачьей заставы рядом с парой нефтяных вышек. Хорунжий чистит охотничий карабин в прихожей.
— Папа, Папа! — сынишка вбегает в избу, размахивая чем-то небольшим и светящимся. — Смотри, что нам в школе выдали! На хелипоптере привезли!
— Не хелипоптере, а хеликоптере, — привычно поправляет сына хорунжий, осторожно ставит ружьё в угол и поворачивается.– Что там у тебя?
* * *
Егор свернул с Уктусского переулка и нырнул в мрачный, исписанный матерками холл станции подземки. «Екатеринбургскую» построили лет пять назад, она стала конечной на Коптяковской линии, и, как и любая окраинная станция, служила прибежищем люмпам и прочему сброду. Егор добавил громкости в карманном репродукторе — когда индустриальный джаз играет громко, идти мимо подобной толпы не так страшно. Аппарат старый и распространённый, «Рига-96», всего на двадцать песен. На такой не позарится даже самый голодный бандюган, ибо продать его нереально.
Иногда Егору кажется, что он многое бы отдал, чтобы жить в какой-то другой реальности. Например, в которой «Екатеринбургская» — центральная станция. А сам Екатеринбург — не мелкий пригород гигантского Верхнеисетска, известный разве что расстрелом лидеров большевиков, а серьёзный, самостоятельный город. Но реальность, как и времена, не выбирают.
— Эй, парниша, — люмп отделился от толпы собратьев и перегородил ему путь. — Не поделишься копеечкой?
Музыка играла громко, но знакомую фразу несложно прочитать по губам.
— Нет, спасибо, — проборомотал Егор и ровно продолжил путь, пытаясь не обращать внимания.
Толчок в плечо прервал движение и заставил развернуться к «товарищам» лицом. Главному люмпену примерно столько же, сколько Егору — не больше двадцати трёх. На нём поношенная манчжурская фуфайка с четырьмя полосками и неожиданно модные прусские кеды. Четверо остальных — помоложе, не больше двадцати.
— Пролетариат не ценим? — обозлился люмпен. Пара его товарищей неторопливой походкой направилась к нему на подмогу, пытаясь окружить Егора.
— Почему же, ценим, — Егор вынул наушник из уха, пытаясь выглядеть уверенно. — Сами, знаете ли, не из великородных, личные дворяне. Нулевые.