Сид коротко отчитался тёте о том, как отдал машину в ремонт, передал документы и ключи. Удивительно, но она совсем не ругалась. Похоже, в рассудительности ей было не занимать. Затем Сид обратился ко мне:
— Ну, барь, как себя чувствуешь?
— Если про память, то все так же. Слушай, а она… — я перешел на полушёпот и махнул в сторону горничной. — Чего так странно смотрит?
Сид хохотнул.
— И это забыл? Ты в прошлом году ветрянкой болел, у Мариэтты Генриховны здесь кантовался, и Ленка напросилась за плату тебя обрабатывать. Она же медсестрой на вторую половину работает.
— В смысл, на вторую половину?
Сид возвел очи горе.
— Все мы, крепостные, после Реформы 1991-го года отрабатываем на дворян не больше двух часов в сутки. Не, ну, кто-то больше, как я, но уже не за губернские деньги, а за плату. А если где на стороне работаешь — комиссию роду десять процентов. Чего ты думаешь, я на звукаря хочу отучиться — чтоб побольше тебе денег зарабатывать.
— Справедливо, — заметил я не то про систему, не то про план Сида. — Так что с Ленкой?
— Ну, как ты рассказывал, тётка вас в ванной запирала, Ленка тебе живот мазала, а когда ветрянка пошла ниже…
— Вынуждена была мазать меня ниже пояса, — продолжил я. — Ясно.
— Я её про это дело, конечно, не расспрашивал. Но ты там что-то говорил, дескать, уговорил еë показать грудь, дескать, чтобы проверить, не перекинулась ли болезнь. Дело опасное, знаешь, контакт крепостных и дворян… С тех пор оба и краснеете.
Я не мог сказать, сочинил ли местный юноша историю про грудь гувернантки, но выглядела она весьма красивой. И снова стало немного грустно, что подробностей я не помнил.
— Ну, я свободен? Или по одежде чего посмотреть и подобрать. Можем вместе прогуляться.
— Маман звонила, запретила на концерт идти. И тебе, и мне.
Сид приуныл.
— Эх, служил бы у тётушки твоей, вместе бы с ней по клубам ходили, она ж у тебя молодости сама на басухе играла… Ладно, барыню нужно слушать. Тем более сейчас, когда тебя отчислили. Еще и сессия у меня скоро, много отпрашиваться надо будет.
— Слушай, помоги билеты на самолёт купить? Я если и умел, внезапно разучился.
— Конечно, барь, пошли. Это моя работа. Мариэтта Генриховна, можно воспользоваться вашим компом? У Эльдара Матвеевича он упакованный лежит.
— Рихнером! Или вычислителем! — буркнула тётя. — Терпеть не могу эти ваши молодёжные словечки. Называй нормально. Да, можно. Пароль пусть Лена введёт, она знает.
Лена выпорхнула из комнаты для прислуги — в одной футболке и шортах, быстро вбила пароль и убежала обратно. Поймал себя на мысли, что возникло резкое желание поразглядывать её облачение, но я не успел. Итак, я впервые сел за местную компьютерную технику. Пожалуй, адекватными эпохе в ней выглядели только компактный, с толстую книгу размером корпус системника и монитор — тонкий, безрамочный, с отличным разрешением. На которым открылся совершенно дикий, неудобный интерфейс в стиле поисковика из середины девяностых. Мышь — квадратная и тяжёлая, с перекрестием вместо привычной стрелки, но что самое страшное — клавиатура.
Боги, как многое я бы отдал, чтобы во всех посещённых мне мирах была одна и та же раскладка клавиатуры и одинаковые разъёмы проводов! Привыкать приходилось ко многим изменениям, но к клавиатуре и орфографии — тяжелее всего. К тому же, в местной орфографии сохранились “Ъ” на конце слов и “ижица”, которая, насколько я понял, писалась всего в паре слов греческого происхождения. Ничего, казаться в первые недели безграмотным двоечником было не впервой. К счастью, тут был камердинер. А когда у меня пальцы легли на клавиатуру, меня ждал ещё один сюрприз.
Пальцы помнили клавиши! Я без проблем набрал поисковой запрос вслепую. В большинстве из последних миров развитие компьютерной техники сильно хуже среднего, и мои реципиенты в тех мирах совершенно не помнили клавиатуру. Поэтому учиться компьютерной грамоте приходилось с нуля. Вероятно, мой здешний двойник сидел в местной компьютерной сети достаточно плотно, раз память о расположении букв сохранилась в моторной памяти. Это несколько облегчило задачу, но чего-то более глубокого и цельного я уже не вспомнил, и многое показалось новым.
“Добро пожаловать в сеть Пермской губернии!” — висело в заголовке. Похоже, глобальной сетью тут и не пахло. Либо пахло, но не для простых смертных. Это было как плюсом, так и минусом. Я заметил, что много словечек на главной было с немецким, а не с английским, как в большинстве миров Главного Пучка, происхождением. Сид ловко вышел на сайт — здесь называлось “ресурсом” — местного аэропорта Арамиль и охнул от цен.
— Зимой всегда дороже. Дворянский класс — как половина моего месячного жалования.
В итоге забронировали два билета: дворянский "комфорт" за девяносто рублей и эконом за десять. Когда пришло время платить, возникла куча окошек.
— Как платить? — вынужден был вполголоса спросить я.
Сид засуетился и достал откуда-то с полки странную штуку на шнуре, напоминающую старинный внешний дисковод.
— В кошельке на телефоне пароль вбей и суй туда, барин.
Достал телефон, нажал подтверждение, оплатил и отпустил Сида прогуляться. Уже выключая экран телефона, заметил иконку с двумя письмами. Открыл первое, оно оказалось от однокурсника Марка.
“Представляешь, меня оставили на испытательный. Так жаль, что тебя отчислили. Встретимся? Я обещал кое-что передать”.
А второе оказалось от той самой Нинель Чистяковой:
“Эльдаръ Матвеевичъ, какъ ваши дела? До меня дошли слухи, что у вас проблемы с учёбой? Неужели вы вернётесь въ Москву?”
Я почувствовал, что сердце забилось чуть чаще. Молодость, ничего не поделаешь!
Глава 4
Пролистал переписку чуть выше: общались с барышней скромно, лишь перекидываясь поздравлениями с праздниками и парой фактов из жизни. “Вот, закончился семестр”, “Ах, какие вкусные персики у нас уродились” и тому подобное.
В день её восемнадцатилетия обнаружилась какая-то странная оборвавшаяся переписка, в конце которой была просьба “всё лишнее удалить”. Ещё раз освежил в памяти отчество — Кирилловна и быстро настрочил ответ, стараясь подражать стилю предыдущих сообщений..
“Нинель Кирилловна, возвращаюсь на родину. Отчислили меня с позоромъ. Буду радъ съ вами повидаться, если такое уместно”.
Ответ пришёл быстро и, что удивительно, со смайликами.
“:-) Эльдаръ Матвеевичъ, я подумаю о встрече. Очень грустно, что васъ отчислили.”
Открыл и разглядел фотографию профиля. Молодая, неброско накрашенная, с сочными губками, немного наивными большими глазами и густыми светлыми волосами. Фигура худая, бёдра чуть шире груди. Но что самое мощное — это очки. К своему ужасу я обнаружил, что очки у моего реципиента были прямо-таки железобетонным фетишем.
Чтобы как-то отвлечься от совершенно неуместных юношеских фантазий, я позвонил Марку, чтобы договориться о встрече.
— Привет! Сочувствую… и немного завидую. Ты вольная птица, чувак!
— Да уж. Что передать хотел?
— Эм… не буду по телефону. Ты же не забыл?
— Я сколько-то должен? — на всякий случай спросил я.
На том конце раздалось прихрюкивание, Марк захохотал:
— Нет, ты серьёзно хочешь, чтобы меня посадили?! Исключительно подарок, на добрую память. Как и договаривались. Сегодня можешь?
— Может, я комардина пришлю?
— Не, тут лучше самому… Я твоему парня не доверяю. Давай через часа полтора? — предположил я.
— У "Донна Виноградо"?
— Это кафе какое-то? Можно и там.
— Окай, я сейчас тут практику закончу и скоро выйду.
“Окей” здесь произносили с отчётливым немецким акцентом. Интуитивно, а может и по подсказке моего реципиента, я догадался, что ловушкой это быть не может и что передать должны что-то очень важное. Следом поговорил и попросил у Сида, чтобы он подстраховал в ходе моего пути.