Здание удивило Ковалева своим внешним видом. Широкая лестница вела под центральную арку, справа и слева располагались еще два арочных проема, под которыми стояли пластмассовые столы и стулья. Над всем этим находился балкон, огороженный каменными стойками и гнутыми стальными прутьями.
— А это герб помещика? — спросил Виктор, указывая на украшение над балконной дверью.
Спиридоныч глянул из-под козырька кепки на барельеф и пожал плечами:
— Бис его знает. Може, и помещика. Коммуняки, так те бы звезду присобачили.
На щите красовалось изображение крылатого кентавра, вставшего на дыбы, причем на голове его был то ли колпак, то ли шапка. Видимо, когда-то щит венчала корона — ее не срубили со стены, но тщательно замазали зубцы штукатуркой. Получился выступ, похожий на вазон для цветов.
Справа возвышалась восьмигранная башня в три этажа, увенчанная зубцами, как и лицевая стена здания. Нижнее окно, видимо в целях безопасности, заложили кирпичом, оставив небольшое отверстие в левом верхнем углу.
Над правой аркой висела желтая вывеска с ярко-красными буквами «БАР». Наверняка краска была со светонакопителем, которым рисуют дорожные знаки, чтобы поздние клиенты не ошиблись адресом.
Вторая вывеска над левой аркой была выполнена в более художественном стиле. На зеленом фоне красовалась каллиграфическая надпись желтой краской: «Мини-маркет „Евгения“». «Магазин имени меня красивого», — пробормотал Ковалев, припоминая слова Спиридоныча о Женьке с магазином.
Хозяин второго этажа тоже не долго думал над названием своей парикмахерской: «Парикмахерская (черными неуклюжими буквами по красному) у Назима (зеленые буквы в восточном стиле)».
Однако при всей любви к ярким вывескам своих заведений хозяева нерадиво относились к самому зданию: во многих местах нежно-салатовая штукатурка осыпалась, обнажив белый камень и ракушечник. Как говорится, у семи нянек — дитя без глаза.
На лестнице, которая от времени не сильно пострадала, сидело трое неопрятных мужиков с лицами землистого цвета — завсегдатаи «бара-шмара». Виктор усмехнулся. Бар он представлял себе по-городскому: стойка под дерево, высокие стулья или табуретки, бармен, ловко жонглирующий бутылками. И вот такие рожи в дорогих костюмах при галстуках заказывают выпить «на троих» — смешно.
У входа в здание толстенная бабка нависала над скамеечкой с мешочком жареных семечек. Ковалев никак не мог понять, на чем торговка сидит: со всех сторон свисали телеса, и, видимо, где-то в их недрах утонуло сиденье.
Когда старик шел мимо компании следом за Виктором, один из постоянных клиентов, в коричневой вытянутой футболке и драных спортивных брюках, просипел:
— Здорово, Спиридоныч…
— Здорово, Витька, — равнодушно ответил Ляпунов.
Ковалев невольно оглянулся: тезка, оказывается.
— Дело есть. Давай потолкуем, — заговорщически произнес Витька, шамкая опухшими губами.
— Да ай! — отмахнулся старик. — Все твои дела давно известны!
Пьяница еще попытался остановить Вадима Спиридоныча, но тот уже подошел к торговке и потерял всякий интерес к секретным делам.
— Доброго здоровьичка, Петровна!
— Здорово, Вадим. Куда это ты нынче пропал? Жора все колеса истер, по селу колеся. Кого только за тебя не спрашивал. Хотели уж собаками искать. — Торговка противно захихикала.
— Та тю на того Жору! — ответил Спиридоныч. — Ен же сам меня послал в Курганное за лемехами.
— Тебя бы за смертью послать. — Петровна снова рассмеялась, и троица на лестнице подхватила ее смех, сыпля шутками в адрес старика.
Спиридоныч, тихонько ругнувшись, поспешил за Виктором, который уже вошел в распахнутые двери. Местные сплетни Ковалева сейчас интересовали меньше всего.
— Не ходи туда! — завизжала следом торговка. — Манька полы моить!
Но было уже поздно. Виктор вошел в просторный холл, из которого широкая лестница вела на второй этаж. Богато жил местный помещик, отметил про себя Ковалев: пол под ногами украшала замысловатая мозаика из разноцветных не то плиточек, не то камешков.
Гость свернул направо к бару и едва не столкнулся с коренастой круглолицей молодухой со шваброй в руках.
— Тебе чего, пьянь подзаборная? Не видишь — человек пол моет! — звонким голосом возмутилась она и воинственно дунула на соломенный локон, падающий на лицо.
— Э-э-э… Простите, — промямлил Виктор, отступая назад.
— Эк ты дура, Маняшка! — вступился за приезжего Спиридоныч. — Человек усю ночь в степи торчал, чуть жив остался, а ты — «пьянь подзаборная». У, дурища!