В словах Фреда было столько оскорбительного, что в другое время Миколка обязательно вскипел бы, но сейчас он не обратил на них внимания.
— Да ведь жить где-то надо! Я не про то... Я не возражаю... Только у нас ни денег, ни одежды... А на работу разве кто возьмет нас...
— Чудак человек, — глумился Фред, одновременно любуясь сам собой. — Ты что, работать захотел? Можно было и не убегая куда-нибудь устроиться надрываться. Денег нет? Ты думаешь, деньги у тех, кто надрывается? Денежки, брат, у того, кто знает, как к ним подойти да взять...
Миколка был всего только семиклассник. Поэтому его удивляло такое глубокое знание Фредом сложных финансовых дел. Верно ведь: у рабочего человека руки заняты, а у лодыря они свободны, вроде специально предназначены для того, чтобы к ним прилипали деньги. Как-то он видел фокусника, который изо всех карманов доставал деньги, хотя туда их не клал. Он даже из яйца достал полусотенную. Миколка тогда, вернувшись домой, разбил два десятка яиц, но не вытряс из них ни копейки, а подзатыльник получил — мать таких вещей не прощала.
Поэтому Миколка ничего возразить Фреду не мог, только сказал:
— А... где же мы достанем?
— Ты на меня положись. Я если удрал из дому, так знаю зачем. Во-первых, вот...
Фред полез в карман и потряс в нем рукой. Зазвенели монеты.
— Копилку свою ликвидировал. На первый случай хватит. — И уже деловым тоном: — Нам главное до моря добраться. А там на корабль юнгами устроимся, куда хошь поплывем, настоящими морскими волками станем.
Миколка даже рот разинул. Он очень любил море. Служба на корабле — его мечта. Когда он смотрел морской фильм, даже дышать забывал. И отец на Курильские острова поплыл морем.
— А знаешь что? — загорелся Миколка. — Давай на Курильские острова махнем! Там мой папа геологом работает, разные минералы отыскивает.
Он уже ни в чем не сомневался и не жалел о том, что сбежал из дому.
— Что там Курильские! Заедем и на Курильские, великое ли дело, — сплюнул сквозь зубы Фред. — Да мы этих островов сколько хочешь наоткрываем. Что? Думаешь, плохо на карту какой-нибудь остров нанести, в учебниках его описать? Пусть изучают пацаны в пятых классах. Остров Курила! А? Да у мальков глаза полопаются от зависти.
Миколке это понравилось. Что ж, пусть будет остров не такой, как Курильские, пусть даже полуостров, но он носит его имя, путешественника Миколы Курилы. Вот только...
— У нас ни карты, ни учебника...
— Да ты что? Маленький? Думаешь, тяжело раздобыть карту? Тут главное — в это дело знающего человека втравить, подговорить бы какого-нибудь ученого...
В Миколкиной голове моментально родилась мудрая мысль:
— С Кесарьком поговорить надо.
— Из восьмого?
— Ну, с Киром...
— А, с юстицией...
— Ну да.
Фред лениво сплюнул и с минуту смотрел на Миколку прищуренными глазами:
— А что? Кесарь — парень надежный. Языком трепать не станет. И карта у него найдется. — Он энергично встал на ноги. — Ну, довольно сидеть в холодке. Тореадор, смелее в бой! Курс на Кесарево логово! И как это раньше мне в голову не пришло?..
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой рассказывается про чудо, случившееся в жизни неисправимого скептика и лодыря
Человеческое жилье превращается в логово не случайно.
Пока отец работал в прокуратуре, сын жил в самой обычной комнате. Комната эта ничем не отличалась от комнат в других домах города. Разве только тем, что в ней проживал школьник, занимавший один три нормы жилплощади, установленных горсоветом. И не случайно Кесарев столик и стул терялись в глубине у окна, а старенький диван сиротливо жался к стенке с облупившимися обоями. На полу валялись безногие медведи, шары от крокета, лото, кубики.
Но вот Кир-Кириковича-старшего за что-то попросили из прокуратуры. И он стал адвокатом. Прежде он старался во что бы то ни стало всякого обвинить, а теперь наоборот — всякого оправдать. Пожалуй, к последнему у него было таланта больше, ибо постепенно у бывшего работника прокуратуры изменился характер, а спустя некоторое время стала неузнаваемой и адвокатская квартира. Из просторной она сделалась тесной, из светлой — темной.
Дубовый письменный стол и мягкое кресло, диван ковровый и не ковровый, два книжных шкафа, ковры на стенах и ковер на полу, под потолком — люстра, да такая, что прежде разве только где-нибудь в церкви встретишь; на окнах тяжелые портьеры из парчи; в углу пузатый шкаф для одежды, в другом — человеческий скелет из папье-маше; на невысоких подставках — два аквариума, в которых давно уже вся вода испарилась и водоросли высохли; у стенок прижались большие и небольшие клетки, но ни в одной из них птички не распевали. Всюду спортинвентарь, какие-то запчасти. И все это покрыто пылью.