— А тебя мать часто лупила?
Наступило молчание. Видимо, вопрос застал Андрея врасплох.
— Лупила? Это как же? Ремнем?
— Да и ремнем...
— Нне-ет. Что ты! Меня никогда ни папа, ни мама не били. Даже тогда, когда следовало бы. Я маленький здорово вредный был. То бумаги их разорву, то тушь разолью. Один раз так измазался, что меня с месяц отмыть нельзя было. Смеялись все, долго забыть не могли.
— И не били?
— Это у нас было не в моде. Даже никогда не ругали. Если что-нибудь выкину такое, мама всего только и спросит: «Разве хорошо ты сделал, Андрейка?» А я и сам уже вижу, что нехорошо. «Больше не буду», — говорю. И мама — ничего, она у меня очень-очень хорошая.
Андрейка вздыхает. Видно, он здорово скучает по маме, поэтому и вспоминает так редко, сегодня при Миколке впервые завел разговор о родных.
Миколка тоже вздыхает. Ему тоже хочется, чтобы у него была хорошая и способная мама, которая не хватала бы всякий раз, когда надо и не надо, ремень, а чтобы по ней скучать, думать... И тут Миколка вспомнил: ведь и у него есть о ком думать — отец!
— А у меня папа... Он геолог. Он тоже не бьет. Что бы ни сделал — никогда бить не станет. Или совсем ничего не скажет, или засмеется.
— Это хорошо, когда смеется, — соглашается с ним Андрейка.
Давно уже пора спать, но они не спят. Ведь когда на человека нахлынут воспоминания, они любой сон отгонят.
— А красиво, когда завод в строй вступает. Смотришь и удивляешься — было голое поле, вётлы кое-где на дороге торчали, бурьяном все заросло, а строители пришли — все перевернули: разрыли землю, поставили корпуса, вывели в небо высоченные трубы... Такие, что даже качаются, удивляешься, как они не повалятся. А там, глядь, и дым из труб заклубился, заработал завод... Было безлюдье, и вдруг столько народу вокруг завода собралось. Не успеешь оглянуться — уже и город стоит... Мои папа и мама много их понастроили. Даже не помню сколько.
— И в Китае строили?
— Разве только в Китае? Мы и в Польше строили. Чуть задымили трубы — мы сразу же в Китай переехали.
Миколку конфетами не корми, только бы про дальние неведомые страны послушать!
Вот с таким, как Андрейка, куда-нибудь в путешествие бы отправиться — с таким не застрял бы на этом проклятом острове, который хотя и был назван Куриловым, но вовсе не оправдал надежды Миколки.
— В Индию мне сильно хочется съездить, хоть не надолго. Мама с папой обещали на следующее лето с собой взять. На каникулы... Они у меня такие. Если пообещают, то сделают.
У Миколки даже сердце замерло. А что если бы... Нет, нет, это невозможно!
И вдруг... Миколка даже ушам не поверил:
— Хочешь, поедем вдвоем?
Сердце забилось тревожно, испуганно:
— Да я... Я куда хочешь...
Уснули перед самым рассветом. Миколке приснилось, что они в Индии и что вовсе он не Миколка, а житель непроходимых джунглей, и не рубанком управляет в школьной столярке, а огромным слоном. Слон очень упрямый, а ему надо перенести на строительство много-много досок. Миколка приказывает слону идти туда, где стоит целый лес строительных кранов, а слон знай тянет в противоположную сторону. И он начинает изо всех сил бить слона тяжелым деревянным молотком по голове: стук-стук, стук-стук...
Да это же в дверь стучат. Слышится знакомый голос Марата Ниловича:
— Эй, ребята! Северинов! Курило! Вы здесь?
— Здесь.
Их появление школьники встретили по-разному. Кто со смешком и свистом, кто сочувственным взглядом. Среди тех, кто встретил Миколку с Андреем во дворе школы, были и Конопельский с Масловым.
Миколка подозрительно глянул на Маслова, глухо спросил:
— Твоя работа?
Маслов заорал на весь двор:
— Начинается! Маслов что, в борщ тебе плюнул? На другого кого свали.
А Конопельский, подойдя к Андрею, вполне искренне заглянул ему в глаза и заявил:
— Ты, может, думаешь, что это я? Пожалуйста, не думай. Конопельский до этого еще не дошел. Я все же примат из приматов...
— Я ничего не думаю, — холодно прервал его Андрей.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой горячие надежды разбиваются о холодное безразличие
Об этом смешном приключении поговорили, поговорили, да и забыли. Оно всегда так: что одному во вред, то другим на потеху. Идет человек по дороге, поскользнется, шлепнется «всем прикладом», а те, кто увидит, хохочут, заливаются. Так и Миколке с Андреем: им пришлось ночью в холоде на стружках дрожать, а Конопельскому смешочки.
— Крысы вас там не загрызли? — все допытывался он.
А когда на другой день ребята шли в мастерскую, он посоветовал им:
— Вы теперь изнутри запритесь, а то опять тараканов кормить будете.