– Мария, скажи всем, что русская баня – это священное место, где раскрывается душа русского человека. Если кто-то откажется от предложения, офицеры очень обидятся.
Александр Гольц, сидевший рядом, не смог сдержать улыбки, услышав подобную трактовку банного ритуала.
Мэри, сделав серьезное лицо, перевела комментарий Олега слово в слово.
Кудо Осима сразу закивал головой в знак согласия. Остальные восприняли новость сдержанно.
– Ну, вот и хорошо, – произнес Рыжов. – Прошу вас сейчас определиться с местом для ночлега. Мужчины могут расположиться в спальных мешках в этой комнате, а женщинам мы подготовили комнату в офицерском доме. – Поправив ремень, Рыжов продолжил: – А через два часа мы приглашаем вас на ритуал.
Выйдя из комнаты отдыха, капитан отправил Крапивина еще раз проверить баню.
* * *Баня. Русская баня. Это словосочетание очень созвучно словам из известной русской песни: «Поле. Русское поле…»
Что может быть лучше ее? В ней, как говорится, «генералов нет». Есть, правда, пословица: «Баня без девчушки, что хлеб без горбушки». Но к случаю с предстоящим ритуалом это не имело никакого отношения, поскольку женская половина экспедиции наотрез отказалась мыться в бане до мужчин. Если бы на заставе была хоть одна женщина, которая могла бы им показать, как и что им следовало делать голыми в этом деревянном горячем помещении, возможно, они и согласились бы отправиться туда первыми. Тем более что все изрядно соскучились по горячей ванне с ароматными маслами или солями.
Таким образом, ритуал проникновения в глубины русской души мужчины начали с себя.
Умелову было смешно наблюдать за тем, как взрослые мужики, пусть и иностранного розлива, стыдились своей неожиданной наготы, пытаясь оттянуть время, смущенно стягивая с себя трусы.
Александр неожиданно взял на себя роль переводчика, переводя всем присутствующим указания начальника заставы и его заместителя, которые, ничуть не смущаясь, нагишом руководили процессом.
Умелов знал в этой бане каждый сантиметр. Сколько часов он провел здесь вместе с ребятами, мечтая о дембеле и «гражданке»…
Четыре двухсотлитровые бочки, лежавшие на ложе большой печки, тихо булькали, давая понять всем, что внутри был крутой кипяток. Вдоль стен стояли четыре такие же емкости, но уже с холодной водой. Всё как и десять лет назад. Возможно, только нижние венцы у бани были заменены да пол в моечном отделении.
Умелов знал, в чем заключался смысл ритуала и что должно было случиться вскоре. Когда капитан через Гольца обратился к присутствующим, Олег стал с интересом наблюдать за реакцией смущенных иностранцев.
– Александр, пожалуйста, переведите всем. Ритуал посвящения в островитян заключается в следующем: мы по три человека заходим в эту комнату, которая называется парилкой. Там мы греемся, очень сильно греемся. Потом мы выходим и обливаемся водой из этой бочки. В этой бочке не просто вода – это вода, текущая из самого сердца острова. В этом, собственно, и заключается весь ритуал. Но для особо стойких, – Рыжов не решился произнести «для настоящих мужчин», чтобы случайно не обидеть кого-то из гостей, – я предлагаю облиться водой прямо из реки. Она течет в пятнадцати метрах от бани.
Присутствующие молчали, сосредоточенно слушая Гольца.
Олег отправился в парилку в первой тройке вместе с японцем, чилийцем и прапорщиком Крапивиным.
Умелов сел на полог ближе к каменке, тем самым оберегая своих коллег. Он-то знал, как может обжечь с непривычки горячий влажный пар, а японец и чилиец вряд ли когда-нибудь парились в подобной бане.
Прапорщик участливо посмотрел на корреспондента:
– Может, отодвинетесь? А то обожжет.
Олег подмигнул военному и с улыбкой ответил:
– Давай лей, служивый.
От первого ковшика печка глухо охнула, выплюнув в сидящих облако обжигающего пара. Умелов стиснул зубы, пережидая, пока пар растворится и осядет в пространстве парилки, затем посмотрел на соседей.
По лицу Кудо Осимы можно было понять, что для него пребывание в столь жарком помещении было равносильно пребыванию в месте, в которое у азиатов попадали души грешников. Чилиец же выглядел на удивление бодро.
Как следует прогревшись, Олег выскочил из парилки и с радостным криком выбежал из бани. Добежав до реки, он плашмя плюхнулся в мелкую заводь. От резкого перепада температур (а температура воды в реке была градусов восемь, не больше), у него перехватило дыхание. Резко поднявшись, он побежал обратно в разогретую парилку, чтобы ощутить, как расширяющиеся сосуды будут колоть его изнутри тысячами мелких иголок.
Вслед за Умеловым японец и чилиец тоже совершили омовение в священных водах Фонтанки.
* * *После экстремальных процедур, выпавших на долю каждого члена экспедиции, мужчины сидели в предбаннике и пили настоящий домашний квас, заблаговременно разлитый в эмалированные кружки прапорщиком Крапивиным.
Пар, валивший от разогретых тел, поднимался к потолку, конденсируясь на темных досках и превращаясь в длинные гирлянды мелких, то и дело срывающихся капель.
Наполовину завернувшись в простыню, Умелов развалился на лавке и сквозь полузакрытые глаза наблюдал за этой картиной. Только сейчас он вдруг обратил внимание на то, что в бане он был единственным мужчиной, у которого на теле не было ни одной татуировки.
«Ничего себе», – подумал Олег и стал с еще большим интересом рассматривать своих коллег и офицеров-пограничников.
У капитана Рыжова на плече красовался пограничный щит, наколотый, видимо, еще в молодости. Похожие наколки были у Куделина с Крапивиным. Разница у них была лишь в том, что рисунки были разного размера и отличались надписи: у прапорщика красовалось «ДМБ-93», а Куделина – «1991–1994», очевидно, время учебы в пограничном училище.
У Александра Гольца на правом плече тоже была сделана татуировка: тюлень, опирающийся на большой мячик правым ластом.
«Наверное, это его любимец Додон», – подумал Олег.
У чилийца на спине была изображена католическая Божья Матерь. У Сэма Льюиса на предплечье было лаконичное маленькое тату с данными резус-фактора и группы крови. Обычно такие наколки делают себе спецназовцы. Но самая оригинальная цветная татуировка была у Кудо Осимы: голова дракона, окаймленная иероглифами.
Поймав на себе пристальный взгляд Олега, японец поспешил закрыться простыней. Заметив смятение японца, Умелов встал и направился к выходу.
На улице температура воздуха была около десяти градусов, но холода не чувствовалось, поскольку тело было хорошо разогрето. Со стороны Тихого океана дул свежий ветер.
На Онекотане время текло по своим законам.
* * *Утром следующего дня, хорошенько выспавшись, члены экспедиции начали готовиться к выходу на свои маршруты. Первыми на юг острова должны были идти Александр и Сара Гольц. Они направлялись к бухтам Муссель, Нигори и мысу Ракушечьему наблюдать за популяциями нерп и сивучей.
Мэри отправлялась к мысу Субботина искать колонию каланов. Это место ей подсказал Умелов.
Сэм Льюис собирался на север острова к озеру Черному у подножия вулкана Немо. Там он собирался проводить наблюдения за реликтовым видом гольца,[5] который обитал там с незапамятных времен. Туда же отправлялся Кудо Осима изучать тектоническую активность вулкана Немо.
Барбара Кински планировала отправиться по прибойной полосе к устью реки Озерной.
Фриц Кейтель и Кен Линч отправлялись к истокам двух рек, Фонтанки и Ольховки, для изучения скальных пород, которые обнажила природа в руслах этих мелких рек. А Хуан Сантос собирался исследовать кальдеру вулкана Креницына – жемчужины Онекотана, да и, пожалуй, всех Курильских островов.