ЛАРИСА (Помолчала.) Если оружие, то психотронное.
ЗОРРО. Психотропное! Потому что операция по такой работе с такими как я называлась: “Психическая тропа”! Мне никто не говорил, но так думаю. Так что – я инвалид психотропный. Оставьте мне папу вашего. Мы табличку напишем: “Папа артистки, подайте”, и нам дадут. А мы бедным раздадим, о как! Я же Зорро, защитник бедных. Я его сберегу. Не оставляйте Митьке, оставьте мне. Ему папу нельзя доверять. Он знаете, что с папой сделал? Я инвалид. Тоже. Психотропное.
НАТАЛЬЯ. Он не врёт, правда. Психотропное, типа того что. У него голоса в голове постоянно. Мне не слышно, но я чувствую, когда рядом с ним сплю, он ворочается. Это связано с переселением душ. Митькиного папы душа тоже тут. Вот негр – не просто так. Что-то с психотропным переселением душ.
ЗОРРО. Не лезь! Что ты знаешь про психотропное? Тебя в КГБ пытали?!
НАТАЛЬЯ. Да кто тебя пытал? Завянь. Не так уж и страшно всё, как он говорит, что вы так испугались, не слушайте его!
ЛАРИСА (Кричит вдруг, что есть силы.) Прекратите все, пожалуйста, все!!!! Молчать! (Тихо.) Что значит – оставьте?!
НАТАЛЬЯ. Кого оставьте?
ЛАРИСА. Он сказал – оставьте нам папу?! Он что вам – вещь?!
ЗОРРО. Ну да. Оставьте. Вам он зачем? Вы там – таскуетесь. А у нас – будет у нас что кушать тогда. А то так – совсем захирели мы уже безо всего.
ЛАРИСА. Без чего?
ЗОРРО. Да без всего.
ЛАРИСА. Кто таскается?
НАТАЛЬЯ. Он хотел сказать: тусуетесь, тасуетесь, как карты. Ну, как по телевизору они в бабочках ходят, и вы там с ними типа того что. Не таскаетесь, нет. Мы откуда знаем – таскаетесь вы там по мужикам или нет. Нам по барабану, вообще-то, типа того что. Он просто сказал, что нам плохо будет без всего.
ЛАРИСА. Без чего, спрашиваю?!
НАТАЛЬЯ. Да без всего, типа того что.
ЛАРИСА (Помолчала.) Детский сад маленьких дебилов, ругающихся матом. Я пойду с папой в отель. Нет, Алекс перезвонит. Я вынуждена здесь сидеть. Ждать денег хотя бы. У меня нет денег. По-моему, меня обокрали в поезде.
ЗОРРО. А сейчас папаша ваш денег принесёт. Ему дают.
ЛАРИСА. Слушайте, вы нормальный?! Вы – идиот? Вы что говорите?! Что?!
ЗОРРО. А что тут понимать? Я что не так сказал?
ЛАРИСА. Так. Всё так. Заберите отца, я поеду. Нет, пойду.
НАТАЛЬЯ. Да сидите. Поговорим, как русские люди. Вы же всё говорите: русские да русские. Ну вот, мы русские, попки узкие, типа того что, Митька, давай бутылочку, у тебя есть, знаю. (Смеётся, суетится.) В честь приезда, по-русскому обычаю, выпьем, отметим, артистка у нас, какая артистка у нас! Сара, Двойра, идите, как русские типа того что сядем, сюда, сюда.
ЛАРИСА. Какая бутылочка? Я не буду, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет.
ЗОРРО. Как не буду, все будем, правильно она говорит, Митька, правильно, правильно, она говорит, угощай же ты гостя, ну?
Митя принёс бутылку, поставил на стол. Сёстры, Зорро и Наталья смотрят на бутылку. Молчат. Лариса повертела головой, сказала неуверенно:
ЛАРИСА. Я не буду пить. Тут всё дезинфицировать надо. (Пауза.) Впрочем, налейте мне немного. Хотя, может быть, у вас есть бренди, коньяк, виски, а не это?
НАТАЛЬЯ. Пейте. Я бы тоже, но нельзя, я была в окружении Лещенко. Пьёшь?
ЗОРРО. Налей – увидишь. Белая – несмелая, красная – напрасная, водка – в сердце прямая наводка, на халяву уксус сладкий, ура!
НАТАЛЬЯ. Зорро чертова, как мне типа того что другой раз в твой стакан плюнуть охота, ух!
Зорро смеётся, налил себе, Ларисе, Мите, сёстрам. Выпили. Лариса молчит. Улыбается. Зорро снова налил, снова выпили. Быстро и молча выпили всё. Едят что-то с тарелок. Сёстры стоят, не садятся.
ЛАРИСА. Нет, не надо еды, тут специфическая грязь. Простите, что я сердита, взволнована, но вы должны понять, вы же согласны, что тут не совсем чисто?
ЗОРРО. Согласны. Тольки нет, а то бы он тоже выпил. Жалею его, наливаю.
ЛАРИСА. Она сказала, что он скоро помрёт. Этот человек по имени Анатолий.
ЗОРРО. Кто помрёт? Толька? Да слушайте её. С чего помрёт? Молодой, здоровый бугай, нигде не работает, на мотоцикле ездит или с собакой по городу шляется. В подвал вон девок таскает. Каждую ночь новая.
НАТАЛЬЯ. Да тихо ты. Разговорится другой раз типа того что.
ЗОРРО. Ну да. Портит их. О как. И правильно, пусть. Что молодому делать? Пусть портит. И я портил. (Смеётся.) Хорошо стало, жизнь цветная стала, а?!
ЛАРИСА (Улыбается.) Прям интересно посмотреть на героя, про которого вы столько рассказываете. У него имя, как у моего друга. Сорок дней назад он разбился в автокатастрофе. Мой муж. Почти. Он был моложе меня. У меня шляпка от Сен-Лорана, вы угадали, что вы так смотрите?
Телефонный звонок, Лариса взяла трубку.
Алё? (Пауза.) Сори. (Положила трубку, молчит, улыбается.) Позвонил какой-то татарин и сказал “Ассалям алейкюм.” Я сказала ему тоже по-иностранному: “Сори”.
НАТАЛЬЯ. Надо было ответить: “Алейкюм ассалям.”
ЗОРРО. Про Тольку не верьте. Врёт, сало колхозное.
НАТАЛЬЯ. Хватит тебе, выпивай и молчи. А вы нам сыграйте, а? Прикиньтесь?
ЛАРИСА. Слушайте, вы кто? Кто вы по профессии?
НАТАЛЬЯ. Регистратор в поликлинике. Не поняла? Я люблю свою работу.
ЛАРИСА. Да любите. (Смеётся.) Я говорю: раз вы регистратор в поликлинике, то вы нам тоже прикиньтесь тут, порегистрируйте нам тут нас. (Расхохоталась.) Что-то мозгами брякаете, брякаете ни о чём. С чего я перед вами должна “Казачок” танцевать? О, Россия, о, моя Родина, проснись, очнись, посмотри на себя в зеркало, куда же ты катишься, мозгами брякаешь, брякаешь, брякаешь, брякаешь?
НАТАЛЬЯ. Не поняла? Что?(Пауза.) Да, регистратор. А вы тут сами-то кто? Приехали, разорались. Сидят, пьют, обзываются типа того что. Да сама не брякай тут, мохноногая какая! В шляпе, в платье мохнатом, ишь! Села, обзывается! А вы дуры, что встали? Вон отсюда! И ты пошли быстро, распился, алкашука проклятая, ишака кусок с рогами, ну?!
Схватила Зорро за руку, утащила, хлопнула дверью. Сёстры развернулись, тоже ушли. Сидят за столом Лариса и Митя. Молчат. Митя глупо улыбается, гладит клеёнку рукой.
ЛАРИСА. Видите? Как только извинилась перед хамами, тут же они идут в наступление. Закон. Я ждала, это должно было произойти! Хамство должно проявиться, несмотря на то, что она говорит про высокие материи, про переселение душ. В ней сидит хамка. Хамит. На “ты” пошла говорить. Узнаю тебя, мой великий могучий русский народ. (Пауза.) Можно, я сяду на эти листья? У меня ноги болят так сидеть. Я подожду папу, он скоро придёт. Меня в сон потянуло, я принимаю лекарство, а его смешивать с алкоголем нельзя, всё перед глазами поехало. (Села на листья.) Половицы визгливые, скрипучие, села и будто кого-то там в листьях раздавила. Ничего, не беспокойтесь, у меня ещё есть платья, запачкаю – так неважно. (Молчит, вертит головой.) Я сижу дома. Где мой дом. Это не мой дом. Где мой дом? Нету моего дома. Я вдруг подумала, что Достоевский был ерунда себе, правда ведь? Ничего особенного. Вы ведь разговариваете, да? Вы понимаете? Вы их обманываете, что вы не можете говорить? Я сразу поняла по глазам, что вы скрываетесь от них, сразу. Удобнее жить, скрывая своё настоящее. Ведь так? Итак, Достоевский. Вот это, куда я попала – дно, вот это жизнь, тут страшно. А он был комнатный философ, комнатная собачка. Придумал или вычитал из газеты что-то про убийство старушки процентщицы и давай мусолить. Не страшен нам Достоевский, правда ведь? Ничего чёрного, тёмного в человеке он не увидел. Ерунда. Вот тут страшно, тут достоевщина настоящая, не комнатная. (Пауза.) Эти разговоры о смертях, убийствах – доконали меня, она ни о чём более рассказывать не может. Переселение душ, похороны, мозгами брякает, будто весь город только и делает, что хоронит и хоронит. Впрочем, мне всё равно, я не вмешиваюсь, я как Швейцария – должна сохранять нейтралитет, я завтра уезжаю. Сидеть невозможно. Нельзя вертеться, усаживаться – скрип половиц, будто там сотня живых существ, и я их давлю и давлю. (Смотрит на трещину на стене.) Кого напоминает мне этот профиль. Негра какого-то. Чёрный человек. Пришел к Моцарту чёрный человек. И к Есенину пришел человек. Друг мой, я очень и очень болен, и откуда взялась эта боль. Чёрный цвет. Много черноты у меня. Черным-черно. Мамочка в чёрную кассу играла когда-то, вспомнила вдруг. Какой разврат, какое распутство. А я хотела в гостиницу. Какая гостиница. Я не вижу ничего. Пелена перед глазами. Правда, поверьте. А у вас лампочка в квартире подслеповатая. Я должна сидеть тут. Помогите мне встать.