Обычно я слонялся в одиночестве вокруг нашего супермаркета и музыкальной школы, подсматривал в окна. Или сидел дома за компьютером (я из тех ребят, кто проходил игры на всех уровнях сложности, по очереди). Ещё я писал для мамы сайт «Присоединяйтесь к семье «Орифлейм». Языком HTML в то время увлекались все подростки, а я этот этап так и не перерос.
Такое детство нельзя назвать ужасным: меня не били, не ругали, ни в чём не ограничивали. Но и не случалось почти ничего хорошего. Не знаю, бывало ли у вас чувство, будто вы чего-то недополучили? Словно у окружающих есть внутри ресурс, откуда они черпают силы, а у вас — пустота.
В итоге я вырос оранжерейным цветком. Гостем этого мира, а не его хозяином. Интровертом, который, однако, доверяет кому попало. Я часто совершал ошибки, которые объяснялись моей ненормальностью и даже чаще — стремлением стать нормальным.
Уже во взрослом возрасте я осознал, что выбрал профессию не из любви, а из страха. От айтишников ведь не ждут общительности, и мне это подходило. Я с радостью спрятался в раковине.
Вот почему мне нравилась идея поехать в Феодосию. Я мог взять две недели отпуска, а отсутствовать целый месяц, если пообещаю всё время работать. Тогда ни мне, ни начальнику не будет стыдно за сообщения вроде: «посмотри, там у клиента всё поплыло», «возьми эту маленькую задачку», «ты ведь присоединишься к спринту?»
Устроив за неделю все дела, я отправился в путь. Я представлял, что в Крыму все плавают в море, едят пирожки на пляже, скучают в музеях, покупают сувениры… Там с тобой не может случиться ничего плохого. Ага, как же. Хоть бы новости посмотрел!
Поезд подъезжал к станции, я открыл пошире форточку в купе, высунул лицо, глядел на многолюдную набережную и вдыхал море. В груди шевелилась тоска по вымышленному детству. Я видел мираж каникул в Крыму, которых у меня никогда не было.
От вокзала я взял такси, хотя проще было дойти пешком. Гостевой дом находился в Караимской слободе — старом квартале, где некогда жил один из коренных народов Крыма. Караимы — иудеи, не признающие Талмуд. Появились в Феодосии, или Каффе, как она прежде называлась, где-то в четырнадцатом веке. Караимов часто относили к евреям или тюркам, но как они появились на полуострове — до сих пор доподлинно неизвестно. Не удивляйтесь исторической справке — я пребывал в экзальтации: много читал про город, мечтал о будущем, видел солёные сны. В моей маленькой внутренней вселенной уже произошло чудо — я навёрстывал детство.
Когда я вышел из такси возле гостевого дома «Херем», внутри всё перевернулось. Я увидел стену из известняка, высокие кудрявые деревья, двухэтажный дом с резными окнами, почти скрытый листвой, серые ворота, под которые лез толстый рыжий кот. Словно картинка из сочинения «Как я провёл лето», только лучше.
Я тронул дверь в левой части ворот, и она не была заперта, что мне, москвичу, показалось волшебством. Сад выглядел ярко, ошеломительно, как галлюцинация. Цвела сирень, черёмуха, тюльпаны, маки — это лишь те растения, которые я сумел опознать. Играла классическая музыка.
Хозяйский дом состоял из двух частей. Первый этаж из потемневшего камня казался более старым, по фасаду шла выбитая в известняке надпись: «Аптека выпускаетъ издѣлія качества довоеннаго времени». Второй этаж, более светлый и изящный, опоясывала широкая резная веранда, окрашенная в жёлтые и оранжевые оттенки.
Рядом с домом на площадке из мелкой плитки, под навесом из виноградной лозы я увидел столик тонкой работы. Подошёл ближе. Двенадцатиугольная столешница была инкрустирована ромбиками перламутра. На ней лежал бордовый бархат — кто-то вышивал цветочные бутоны толстой золотой нитью. В складках ткани прятался старый магнитофон, ещё на кассетах, я таких лет пятнадцать не видел.
— Прошу на выход, — услышал я чей-то хриплый, свистящий голос.
Часть комнат первого этажа были открытыми. Виднелись сразу несколько лестниц наверх, уличные гостиные и кухня. Из-за перегородки появился раздражённый человек с чемоданом в руках, которого подгонял мужчина лет семидесяти в инвалидном кресле:
— Быстро! Быстро!
Для солидного возраста его руки, крутящие колёса, казались слишком уж мускулистыми.
— Но я хотел ещё неделю… — лепетал гость, уворачиваясь от коляски.
— Ступай жить в санаторий, покупаешься.
— Но мой жёлчный пузырь…
— Камней нет, здоров. Не веришь — сходи на УЗИ.