В тот вечер перед сном я сам засунул руки под подушку и вспомнил, какое облегчение чувствовал, обнаруживая каждое из маминых писем. В эпицентре моего ураганного отрочества те письма успокаивали и напоминали о том, что меня можно любить, несмотря ни на что. Перед сном я поблагодарил Бога за то, что моя мама знала, в чем нуждается ее агрессивный подросток. Теперь, когда в моей жизни начинается темная полоса, я уверен: у меня под рукой всегда будет напоминание о том, что любовь – бесконечная, терпеливая, безусловная любовь – меняет жизнь.
А моя мама сказала…
Любовь матери – это энергия, которая позволяет обычному человеку делать невозможное.
Выпустившись из Вест-Пойнта и получив звание офицера армии США, я несколько недель провел на ферме нашей семьи в Мистике, Коннектикут. Однажды за ужином я рассказал родителям о своем желании следующей зимой пойти в школу рейнджеров.
Армия отправляет на этот изнурительный курс только своих лучших солдат. Курсанты там получают питание всего раз в день, спят ночью по два-три часа и ходят в патрули на тридцать километров с рюкзаками, полными личной и отрядной экипировки. Они учатся выживать за линией врага и проводить рейды, устраивать засады и организовывать разведывательные миссии. В среднем только один из трех курсантов способен окончить этот курс.
Меня удивила реакция мамы на мой рассказ. Вместо того чтобы поддержать меня, она заупрямилась. Она стала выяснять, какова вероятность того, что я получу травму. Она попросила меня объяснить, зачем мне это нужно. Мама знала, что в прошлом некоторые курсанты погибали во время обучения.
Я сказал, что мне так захотелось. Для моей офицерской карьеры необязательно проходить подготовку в школе рейнджеров. Но я хотел испытать свои силы. Мама тихо слушала меня. Она больше не задавала вопросов. Я понял, что она чувствует. Или только подумал, что понял.
Вскоре после этого разговора я покинул родительский дом и отправился на базовый курс офицеров инженерных войск (БКОИВ) в Форт-Леонард-Вуд, штат Миссури. После этого курса я должен был отправиться в строительный батальон в Германии. На второй неделе курса я посетил ориентировку школы рейнджеров. Там дежурный офицер поделился с нами неутешительными новостями. Поступление в школу оказалось непосильной задачей: из шестидесяти лейтенантов, собравшихся в комнате, только шесть получат место в школе. Следующие три месяца мы будем соревноваться по пяти направлениям: физической подготовке, наземной навигации, вязанию узлов, плаванию и академической подготовке. Шестеро солдат, показавших лучшие результаты, отправятся в школу рейнджеров.
Я был «гением, не нуждающимся в назидании» и избегал любого открытого проявления любви.
В тот вечер я позвонил родителям.
– У меня почти нет шансов попасть в школу рейнджеров, – сказал я и объяснил, сколько человек претендуют на место.
Я был уверен, что маме станет легче от моих слов. Но я ошибался. Мама решила, что мне грозит нечто более опасное, чем школа рейнджеров. Я мог лишиться своей мечты. И мама инстинктивно попыталась вернуть мне ее.
– Ты справишься, – сказала она. – Ты так сильно хотел пойти в школу рейнджеров, и я знаю, ты туда попадешь. У тебя все получится. И ты сможешь ее успешно окончить.
Мамины слова развеяли мои сомнения и наполнили меня силой и решимостью.
Следующие три месяца шестьдесят «будущих рейнджеров» ревностно соревновались. Каждую неделю я рассказывал родителям о своих результатах. Мама упорно поддерживала меня. Ее не пугало, что мои шансы невелики. Она продолжала говорить, что у меня все получится.
В конце октября автобус приехал забирать нас из учебной части. Я немного задержался и сел в него последним. Когда я поднимался по ступенькам, кто-то из конца автобуса прокричал:
– Эй, Уиттл, слышал новости?
Я остановился. На меня глазела толпа вторых лейтенантов. Каким-то образом я понял, что новости плохие. И что речь идет о школе рейнджеров.
– Что такое? – спросил я.
– Командир сказал, что в школу рейнджеров не пойдут те, кто едет в строительный батальон.
Я был раздавлен. Столько трудов, и все насмарку.
Я мог лишиться своей мечты. И мама инстинктивно попыталась вернуть мне ее.
Но я не повесил нос, а окинул взглядом автобус, где теперь царила полная тишина. Все смотрели на меня и ждали моей реакции. И я сразу вспомнил мамины слова. Ухмыльнувшись, я сказал то, что пришло мне на ум: