Говорили, что путь к этому холму Фридриху указала эльфийка, которая полюбила его и осталась с ним рядом. В том, что любовница герцога не относится к роду людскому, у ирландцев сомнений не было. Слишком уж она была прекрасна. И практически не менялась со временем. С последним, правда, Брендан был не согласен — он не раз видел Грезэ, и годы на ней сказывались. Правда, очень щадяще — она по-прежнему оставалась самой прекрасной женщиной из всех, кого ему приходилось встречать в жизни. Даже ее дочь не была таким совершенством, хотя тоже выросла красавицей, что (вкупе с приданым от Кетлера) позволило ей исключительно удачно выйти замуж.
— Не представляю, как я буду править двумя странами одновременно! — выдохнул Якоб, снова отвлекая Брендана от размышлений.
— До сих пор как-то справлялся же…
— С отцовской помощью. Но скоро, чувствую, придется искать наместника.
— Старик совсем плох? — посочувствовал Брендан.
— Отец ни на что не жалуется. Но врачи дают неутешительные прогнозы. В прошлый раз его едва спасли, но теперь у него левая рука плохо двигается.
— Думаешь, он неспроста пригласил тебя в Курляндию?
— А когда он что-нибудь делал просто так?! — не выдержал Якоб. — Отец не желает меня расстраивать, проявляя заботу, но разве к подобному можно относиться спокойно?
Брендан мог только сочувствующе промолчать. Он сам тяжело пережил смерть отца, а потому понимал, что Якоб чувствует. Смерть Фридриха станет тяжелым ударом для всех. Самому Сарсфилду герцог казался чем-то вечным и незыблемым. Но, к сожалению, рано или поздно, уходят все.
Какая это мерзкая вещь — старость, когда тебя начинают одолевать болячки. Мало мне расшалившегося сердца, так еще и иммунитет ослаб напрочь. От любого сквозняка могу простудиться, а к непогоде зверски болят суставы. Единственное, что более-менее примиряет меня с моим существованием — это присутствие Грезэ. Несмотря на то, что я не раз предлагал ей покинуть меня, не мучиться с моими старческими болячками и начать новую жизнь (благо средства на это были), она оставалась со мной рядом.
Я определенно не заслужил этой женщины. Постоянно был занят, не мог на ней жениться, даже представил ее только очень узкому кругу людей. Никакие подарки не могут такого компенсировать. Я до сих пор теряюсь в догадках — почему Грезэ оставалась рядом со мной столько лет. Похоже, что любят действительно не за что-то, любят вопреки. И подобное чувство нельзя заслужить. Оно либо есть, либо нет.
Жаль, что мне уже немного осталось. Ощущение, как будто книга неожиданно захлопывается на самом интересном месте. И я никогда не узнаю, во что превратиться Франция, удастся ли Англии выползти из финансовой дыры, в чью пользу произойдет передел колоний и как это скажется на будущем политическом мироустройстве. Я даже не узнаю, кого родит супруга моего сына Якоба — девочку или мальчика. И не увижу, как мой внук Готхард становится из ребенка настоящим мужчиной.
Успеть бы сделать все самые срочные дела, оставить самые нужные записи, дать некоторые распоряжения. Успеть бы… блин, сердце опять прихватило! Как не вовремя-то! Успеть бы…
Эпилог
На высоком потолке, украшенном позолотой, лепниной и росписью, резвились пухлые ангелочки. Дудели в витые трубы, осыпали друг друга лепестками цветов, купались в облаках и сжимали в маленьких кулачках стрелы. Нарядный потолок подпирали многочисленные колонны и полуколонны из мрамора. На стенах, затянутых тканью, красовались громоздкие картины в тяжелых вычурных рамах. За огромными окнами с частой сеткой переплета виднелась зелень. И небо.
Это какое-то дежавю, правда. Такое ощущение, что я вновь перенесся в прошлое. Вот только комната была другой. Да и некоторые детали интерьера подсказывают мне, что все не так просто. Ноутбук на прикроватном столике, сотовый телефон рядом с ним и огромный телевизор в углу комнаты на стилизованной под старину тумбочке. Я пытался сообразить, что происходит, но в голове царила полная каша. Что со мной случилось? Кажется, я плохо себя почувствовал, у меня закололо сердце и, вроде бы, я осел на пол, сожалея, что не все успел. Неужели я умер? Возраст, конечно, но…
С другой стороны — какой возраст?! Мое второе Я было убеждено, что ему всего 20-ть! Странное ощущение, когда две личности оказываются в одной шкуре и пытаются понять, что происходит. Так и до психушки недалеко. А мне что-то не хочется в подобное заведение. Впрочем, раздвоение личности — это, вроде бы, когда одна половина не знает, что творит другая? У меня все не так. Я одновременно и Фридрих Кетлер, проживший 75 лет на рубеже 17–18 веков, и Федор Романов, 20-летний наследник русского императора.