Работы с плесенью шли уже давно — лет 15, как минимум. Однако нужного результата не было. И вот, наконец, прорыв! Каспару все-таки удалось выделить из плесени противомикробное вещество. А еще говорят, что на детях гениев природа отдыхает. Хотя… у Бартолина все семейство было исключительно умным. Аж 12 его родственников были профессорами Университета Копенгагена. Вот и потомок не подкачал.
— Каспара необходимо наградить, — решил я. — Но мне даже представить сложно, какая награда достойна человека, свершившего столь великое открытие.
— Титул, который он сможет передать своим детям, — предложил Генрих. — Каспар давно об этом мечтает.
— Подготовь указ. И на титул, и на поместье. Не слишком далеко от Митавы. И нужно решить вопрос с новым руководителем Дублинского Тринити-колледжа. Гюйгенс совсем плох.
— Может быть, подойдет Оле Рёмер? Он, вроде бы, неплохо себя показал.
— Да он от своей обсерватории в жизни не оторвется. А строить такую же в Ирландии… времени жалко. И денег, — проворчал я.
Оле (он же Олаф) Рёмер был моим личным упущением, поскольку я про него тупо не вспомнил. Ну не идеальная у меня память, не идеальная! А ноутбука под рукой нет. Так что спасибо моим ученым, которые активно переписывались со своими коллегами и ревностно следили за их успехами. Благодаря этому, Оле Рёмер еще в начале 80-х перебрался из Франции в Курляндию. Вообще-то, изначально он планировал вернуться в родные пенаты, в Данию, но Академия его затормозила.
Увлекшись астрономическими вычислениями на пару с Гуком, он не успел оглянуться, как стал профессором математики. И пусть я поначалу не понял, кого заполучил, но когда в Курляндии появилась самая продвинутая астрономическая обсерватория, и открытия с изобретениями посыпались одно за другим, я осознал, какую золотую рыбку вытащил. И сделал все, чтобы Оле остался в Курляндии.
Получив прекрасную базу для работы и хорошее финансирование, Рёмер изобрел полуденную трубу, меридианный круг, экваториал с часовым кругом и дугой склонений, микрометр, который использовался при наблюдении затмений, альтазимут, пассажный инструмент и много чего еще. Короче, отрабатывал свое содержание на все сто. Курляндия давно уже стала самым уважаемым и плодовитым производителем подзорных труб, часов, хронометров, так что увеличение ассортимента продаж я только приветствовал.
— Нет. Рёмер в качестве руководителя Тринити-колледжа не подойдет, — подвел я итог долгих размышлений. — Пусть на благо Курляндии трудится. Я полагаю, данную должность нужно предложить Лейбницу. Я, собственно, изначально именно его на эту должность рассматривал.
— Полагаете, он сможет? — удивился Генрих.
— Почему нет? Постарается, и будет в Ирландии своя Академия. Ничуть не хуже курляндской.
С Готфридом я был заочно знаком уже довольно давно. И Курляндская Академия с ним активно сотрудничала. Вот только перетягивать его к себе я даже не мыслил. До некоторых пор. Однако после того, как на трон Ганновера взошел Георг-Людвиг, отнесшийся к Лейбницу крайне пренебрежительно, я воспользовался моментом. И Готфрид переехал в Курляндию. С перспективами в дальнейшем возглавить Тринити-колледж и превратить его в полноценную Академию.
Я даже подстраховался и чуть ли не пинками заставил Ньютона опубликовать, наконец, его работы по дифференциальному исчислению. Свою версию анализа он создал еще в 1665 году, но до сих пор держал «в столе». Что за привычка скрывать свои открытия? А потом возникают всякие споры о научном приоритете. Нужна мне эта «наиболее постыдная склока во всей истории математики» между Ньютоном и Лейбницем? Полагаю, что и без нее обойдусь.
— Чем еще меня порадуешь? — поинтересовался я, встав с кресла и потянувшись.
— Мы заключили довольно выгодный договор с Голландской Ост-Индской компанией. Их заинтересовали наши быстроходные корабли и наше оружие. А мы получим доступ ко всем их колониям, где они торгуют.
— Прибылью, конечно, придется делиться, — проворчал я.
— Поначалу да, — согласился Генрих. — Но нам главное — разведать маршруты, найти свои контакты на побережье и наладить связи. Ну и… все-таки безопаснее путешествовать в составе эскадры.
— Тоже верно, — вздохнул я.
— Кстати, ваша новая книга очень помогла при договоре с голландцами, — хмыкнул Генрих.